Сосредоточившись, она услышала, как он продолжает тихонько напевать у себя в вигваме, колотя по барабану. Его удары, казалось, повторяли биения ее сердца. Волосы слегка зашевелились от ужаса у нее на затылке.
— Но ведь это же был мой долг. Я не могла поступить иначе. Я должна была сохранить мясо антилоп — ради Племени… — Она бессильно уронила голову на руки. — У меня не было выбора… вот и все. А вот сейчас мне придется умереть за это.
Слабое постукивание барабана отдавалось эхом у нее в голове. Она потянулась за бурдюком с водой и застыла на месте: из четырех шестов оставался стоять лишь один!
Белая Телка внезапно проснулась и прищурилась от резкого лунного света. Зов пробудил ее душу и умолк, оставив чувство, неуверенности и страха. Ночь вокруг, казалось, была полна движения. Тревога наполняла пространство, танцуя в лунном свете, будто призрак на антилопьих ногах.
Она села. Ее старое сердце колотилось от волнения. Сон, который она увидела, развеивался и улетучивался из ее сознания. Что же это были за образы?.. Она ничего не могла припомнить, кроме затравленных глаз и отчаяния.
Она сглотнула слюну и посмотрела на звезды, сиявшие кое-где ярче луны.
Рядом с ней крепким здоровым сном спали Три Пальца, Голодный Бык и Черный Ворон. Воздух слабо благоухал шалфеем и землей. Тишину нарушало лишь стрекотанье кузнечиков.
Страх нарастал.
Белая Телка скинула с себя потрепанное покрывало:
— Эй! Вставайте!
Голодный Бык сел и инстинктивно потянулся за оружием. Три Пальца хлопал глазами, как сова, — проснуться по-настоящему ему было нелегко. Черный Ворон выбрался из постели, прищурился от лунного света и в недоумении оглядывался по сторонам.
— В чем дело? — спросил Три Пальца. — К чему вставать посреди ночи?
Но Белая Телка уже сворачивала свое покрывало:
— Я знаю, что так нужно. Надеюсь, мы не опоздаем.
— К чему не опоздаем? — спросил Голодный Бык.
— Не знаю, — ответила Белая Телка, привязывая покрывало к своей суме и накидывая лямку на лоб.
— Эй! Послушай!
Но старуха уже зашагала по тропе, что спускалась к Лунной Реке.
Черный Ворон в недоумении уставился на друзей, почесывая толстый живот:
— Что это она еще выдумала?
— Непостижимо, — пробормотал Три Пальца, выбираясь из постели и собираясь в путь. — Но мне кажется, что лучше нам ее послушаться.
«Теперь ты должна быть вождем». Эти слова Терпкой Вишни настойчиво прозвучали в ее голове.
— Но я не могу. У меня нет для этого сил.
Сердце слабо стучало у нее в груди; она пристально смотрела на шест, одиноко торчавший перед вигвамом Тяжкого Бобра. В полдень упадет и он.
«А ты умрешь? И что же будет тогда? Если ты дашь ему себя убить, что будет с твоим сыном? с Голодным Быком?»
Ей показалось, что откуда-то сверху доносится шепот — голос Танцующей Оленихи. Морщась от боли в желудке, она напряглась, чтобы разобрать слова.
— Этого я не хотела. Я просто растила сына, старалась, чтобы муж был счастлив. Ни к чему такому я никогда не стремилась. Я всего-навсего хотела накормить мое племя. А теперь я превратилась в какое-то страшилище. Танцующая Олениха покончила с собой из-за того, что я помогала ей. Если бы не мое вмешательство…
Она сморщилась от боли и закрыла глаза. Серый предрассветный свет обрисовывал контуры вигвамов.
Она встала и выглянула наружу. Кровь застыла у нее в жилах. Прямо к одному из закопченных шестов ее вигвама был подвешен какой-то сверток. Из плотно свернутой кожи торчали черные вороньи перья.
Сдерживая рыдания, она сорвала сверток с шеста. Дрожащими неловкими пальцами развернула кожу и невольно вскрикнула, когда ей на руку посыпались белые червяки.
Что-то темное выпало из свертка и откатилось в сторону.
Она с трудом подавила желание закричать, с омерзением скидывая червей с пальцев. Сильная дрожь била ее; ей с трудом удавалось не завизжать. Она пошатнулась: желудок снова свело, хотя в нем была одна лишь желчь. Внезапно она увидела почерневший от крови комок из коры шалфея, на котором еще шевелилось несколько белых червей. Менструальный тампон! Чей? Конечно, ее. Иначе Тяжкий Бобр не воспользовался бы им для колдовства.
— Частица… моей… души… — Она начала задыхаться. — Ему в руки попала частица моей души! Он победил. Я умираю. Я чувствую, что умираю.
Она с трудом сглотнула. Воздух едва проходил по сведенному страхом горлу. «Что же делать? Куда бежать? Как спастись?»
Над головой, шурша крыльями, прошелестели две чер-|ные тени. «Вороны!»
Слезы полились по ее щекам. «Он отдаст мою душу воронам. А что потом? Я никогда не смогу вознестись к Звездной Паутине. Я уже никогда… »
В ее памяти возник образ Танцующей Оленихи. Ее глаза в упор смотрели на Ветку Шалфея. Танцующая Олениха вознеслась к Звездной Паутине.
У Ветки Шалфея застучали зубы. Холод все плотнее окутывал ее душу. Сколько ей еще осталось жить? Сколько осталось до того мига, когда Тяжкий Бобр отделит ее душу от тела?
Рассвет. В последний раз она увидит, как восходит солнце. Она с трудом собрала силы, чтобы войти в вигвам и взять свои инструменты для разделки туш — те самые, которыми она резала мясо убитых антилоп. Что ж, они вполне подойдут.