Люди огня

Я не возражал. Мне был интересен этот орден, когда-то столь связанный с Россией. Все русские императоры вплоть до Великой Февральской Демократической Революции носили титул бальи[56] Большого Креста, а при Павле Первом, чрезмерно увлеченном госпитальерами, крест святого Иоанна Иерусалимского украшал герб Российской Империи.

— Да, Ваше Преимущество?

— Я сдам Княжество, мсье Болотов, — каждое слово давалось ему с трудом. — Мы не будем сопротивляться.

Я кивнул. Это не было неожиданностью.

— Девяносто рыцарей приняли решение немедленно присягнуть Господу и просили позволения создать в его армии легион госпитальеров.

— Я передам. Не думаю, что это вызовет возражения.

— Мне, как Великому Магистру ордена должна быть назначена пенсия в размере пятисот тысяч солидов в год.

Ха! Не ожидал встретить купца в этом аристократе.

— Триста.

Честно говоря, я решил поторговаться по собственной инициативе. Думаю, Эммануил не стал бы мелочиться. Все равно воевать дороже.

— Ордену должно быть возвращено графство Триполийское и владения во Франции, Германии и Польше.

— Насчет первого не обещаю, второе — почти наверняка.

— Хорошо. Мы со своей стороны предлагаем Господу титул Протектора Ордена Святого Иоанна Иерусалимского.

— Думаю, он примет ваше предложение. Хотя Господь и так протектор вашего ордена. По определению. Пока вы служите Господу.

— И еще… — Великий Магистр колебался, вероятно, хотел попросить о чем-то малоосуществимом. — Здесь было найдено копье Лонгина. Мы бы хотели возвращения реликвии в Антиохию.

Копье было найдено в тысяча девяноста восьмом году, во время первого крестового похода. Участнику похода, провансальскому крестьянину Петру Бартоломею явился во сне апостол Андрей и рассказал, где зарыто святое копье, которым был убит Иисус. Крестьянин оказался человеком пробивным и дошел до самого графа Тулузского. Копье отрыли в соборе святого Петра, в точности там, где указал крестьянин. Крестоносцы начали побеждать. Тем не менее, в честности Петра Бартоломея усомнились, и святой Андрей, снова явившись ему во сне, посоветовал пройти через огненное испытание. Крестьянин напросился. Разложили костер длиной четырнадцать футов. Испытуемый взял копье, завернутое в тончайшую материю, и вошел в огонь. Когда он вышел, даже туника его не опалилась и ткань, в которой было Копье, осталась совершенно цела. Но тут на него набросилась толпа, пытаясь разорвать на части живую реликвию и заполучить мощи нового святого. Рыцари еле отбили его. Через три дня от полученных ран он скончался.

Копье было перевезено в Европу Людовиком Святым и с тех пор многократно переходило из рук в руки, пока не оказалось в Венском Хофбурге, где его и нашел Эммануил.

Я вспомнил капли на острие в памятный день ядерной бомбардировки и вдохновенное лицо Господа. Я вспомнил, как он завещал похоронить Копье вместе с ним, и как воскрес, как выходил из развалин мавзолея Августа с кровоточащим Копьем в руке.

Потом он всегда возил Копье с собой, в отдельном багаже, под лучшей охраной. Вернуть его в Антиохию? Безумие! Он никогда не выпустит его из рук.

— Я не могу решать за Него. Это слишком важно. Но, по-моему, лучше бы вам об этом не упоминать, — вероятно, в моем голосе появились жесткие нотки.

Магистр склонил голову.

Я усмехался, возвращаясь на Двараку. И это монахи-воины? Торговцы! На сколько хватило их благородных идей? На век? На два? Уже в четырнадцатом веке они поспособствовали падению ненавистных соперников — тамплиеров и постарались завладеть их имуществом.

Приятно чувствовать моральное превосходство над врагом.

Услышав о Копье, Эммануил только рассмеялся:

— Реликвия в Небесном Иерусалиме, где и должна быть. Единственное место, куда она может быть перенесена — земной Иерусалим.

Церемонию подготовили за два дня. Триста рыцарей в орденских одеяниях прошли по городу и поднялись на Двараку, чтобы передать Эммануилу святыни ордена: правую руку Иоанна Крестителя, Филермскую икону Божьей Матери и часть Животворящего Креста; а также Орденские Печать, Корону и «Кинжал верности».

Эммануил титул протектора и святыни принял, а от короны и печати отказался (не Богово!).

Некоторая холодность приема объяснялась и тем, что Господь уже знал о событиях в замке Крак де Шевалье. Менее, чем за час до церемонии мы узнали, что там собрались «ушедшие», рыцари-иоанниты, отказавшиеся принести присягу, и подняли знамя с изображением архистратига Михаила, предводителя ангельского воинства.

— Трупы, — сказал Марк. — Красиво, но трупы.

Дварака лениво поплыла к замку.

Мы долго не могли к нему приблизиться, словно пространство здесь было искривлено, и Дварака съезжала в сторону, словно мяч на батуте.

Наконец мы его увидели. Пологие горы, цвета охры. Мощные стены из огромных известняковых плит. «Пальмира среди замков». Суперкрепость! Все бургундские и пиренейские замки, виденные мною до того, выглядели кукольными домиками на его фоне.

Над замком развевался стяг с изображением Архистратига Михаила и орденское знамя, красное с белым крестом.