Люди ПЕРЕХОДного периода

— С восемнадцатого! — грубо оборвал меня дядька и отвернулся. Затем обернулся и добавил, дав уже недвусмысленно понять, что эти его слова будут последними, обращёнными ко мне: — Un"e nuk flas gjuh"en tuaj egra![14]

— Извините, — пробормотала я, уязвлённая нежеланием его вступить в диалог с женщиной. И тоже отвернулась, делая вид, что разглядываю боковые красоты.

Так и продвигалась, молча обозревая округу и выискивая для себя новые краски внутри этого незнакомого моей оболочке региона обитания. Но очередной вывод для себя, тем не менее, я приплюсовала-таки к ранее сделанным. Похоже, в том, о чём говорила Венера, и на самом деле присутствует элемент самой неподдельной правды жизни. Или правды обитания, как угодно. Каждый за себя, и никого не мутит чужое горе.

По земным прикидкам, до арки Овала оставалось не так уж далеко. Или не столь уж и долго — в зависимости от того, какое событие наступит раньше. Оно и наступило, хотя по тем же меркам не прошло и полутора-двух земных часов. Просто всё оставшееся время я тупо считала про себя от нуля и вверх, и так продолжалось до того момента, когда меня втянуло скопившейся у входа оболочковой толпой внутрь арки. В Овал. В святая святых переговорного процесса с собственным параллельным. С самим собой, если сказать совсем уж понятно. Так вот, если считать примерно по разу в секунду, на основе прежней ритмики и темперамента, то время ожидания в очереди составило у меня около 6300 разосекунд. И это стало ещё одним маленьким открытием — местные явно не предусмотрели эту возможность параллельных задавать временные характеристики. Иными словами, если что, то просто начинай считать несбивчиво, а потом набранное тобой дели на 60 и так далее и переводи в понятные категории. Если кому надо, разумеется.

Там, внутри, каждый уже крутился как умел, выискивая себе место ближе к виртуальной рубке. Как осуществлялся сам процесс, знать могли лишь те, кто уже хотя бы единожды осуществил попытку связаться со своими параллельными. Они стояли поодаль, спокойно ожидая, пока всё произойдёт само собой. Или же в очередной раз не произойдёт. Оболочки мирно беседовали, негромко переговаривались, но ни до спора, ни до того, чтобы повысить голос, дело не доходило. Все знали, что такое поведение ни к чему не приведёт, а лишь отдалит вечное блаженство, о котором каждый тут был надёжно в курсе. Этот предбанник и служил, по сути, единственным местом пересечения посторонних параллельных, если даже не критически чуждых друг другу обитателей территории надежды.

Если и были какие-то новости, то ознакомиться с ними имелась возможность лишь в этих арочных стенах. Скажем — кто недавно отлетел из людей известных, кем был встречен и почему до сих пор не явился к Овалу, чтоб хотя бы краем зрения народ поглазел на него и оценил, как он выглядит, обретя для себя новое местоположение и избавившись от остаточного земного груза. Другие любопытствовали насчёт всякого прочего: например, кому и с какой попытки удалось достучаться до своего параллельного, судя по тому, что он вот уже который раз не объявляется у Овала. Это оттого, что он уже решительно забил на искомое или, наоборот, достиг его и угомонился? Третьих больше остального интересовала тема карьерного роста, кто с какого оборота сумел перепрыгнуть на какой, поскольку ходят слухи, что и такое бывает, когда некоторые наиболее удачливые, типа счастливчики, начиная с нижних, возьмут вдруг да и скаканут, невзирая на уложение и устав, прямиком через оборот или даже два, обогнав остальных, какие совсем не хуже и тоже могли бы сделать так, и с не меньшим удовольствием и благодарностью. Отдельно обсуждались исторические персонажи, каковые стопроцентно присутствовали, но, опасаясь эпохальной известности, метались между жаждой прийти к Овалу и заморокой от неизменного узнавания и непредсказуемой реакции. Говорят, Ильич всё же пробегал как-то, но очень мимоходом. Дождался часа пик и прошмыгнул внутрь, пытаясь смешаться с толпой оболочек. Однако кто-то всё же его засёк, из бывших партийных оболочковых, всё ещё неравнодушных и с патриотическим стажем, и заорал во всю глотку, едва не надорвав себе часть оболочки в месте выхода крика:

— Ленин! Ленин! Смотрите же, параллельные народы!!! Это же наш Ильич!

На том всё и закончилось. И сам он исчез, вождь развенчанный и многострадальный, и мученика того, столь возбуждённого встречей со святейшим, больше никто в очереди не видал. И узнать о его судьбе было совершенно не у кого.