Люди ПЕРЕХОДного периода

Вот так, сразу и наотмашь. А я-то, дурачок, напридумывал себе всякого, что самому стало противно раньше события. В общем, всё с самого начала пошло по заранее оговоренному плану. И так бы всё и шло до самого конца, до момента лишения Химика половины зрительского восприятия, но вмешались обстоятельства. Химик, как мы и ожидали, в отслеженное нами время зашёл в помещение библиотеки, что своей неказистого вида пристройкой примыкала к хозблоку, и культурно прикрыл за собой дверь. И оказался внутри один. Библиотекаря, из зэков, пахан распорядился загодя оттуда убрать, отвлекши на постороннее дело. Паштет, как тому и следовало быть, маячил на видном месте, привлекая нашим с ним неотличимым видом случайные взгляды дубаков. Мы, я и двое паханских подручных, притираясь к стенке хозблока и стараясь не привлечь ненужного внимания, проскользнули вслед за ним, неслышно прикрыв ту же дверь. Химик стоял у полки с книгами, задумчиво перебирая застеклённым взглядом средний ряд. Глазами своими, отгороженными от лица крупными очками с толстенными стёклами, он уже, наверно, прикидывал на бумаге очередной текст воззвания к народу, для чего теперь, скорей всего, подбирал необходимую справочную литературу, чтобы его подлая ложь сделалась ещё изысканней и неповторимей.

К нам он не обернулся, просто в тот момент такое действие не отвечало никаким его нуждам. Но зато как нельзя лучше оно же работало на нас, обеспечивая возможность крадучись приблизиться сзади и разом накрыть его всей своей человеческой ненавистью, вжав в дощатый пол и осуществив то, за чем мы прокрались в эту библиотеку.

Завалить его на пол удалось нам на удивление легко, и сразу мордой вниз. Двое сподручных тут же отоварили его кистенём по затылку, ниже шеи, и Лиахим натурально обмяк, перестав производить даже слабые попытки дёрнуться. Дальше его следовало перевернуть на спину, сдёрнуть стеклянки и выставить наружу правое моргало. Так было правильней, что не левое — так я решил, потому что у меня самого правый шар глядел малость хуже левого, и, исходя из этого, я разрешил себе хотя бы в этой части пощадить несчастного Химика.

Они вертанули его с живота на спину, и я вытянул из-под штанины нож, какой мне вручили заранее по поручению Главного. Как-то надо было определяться, с чего-то начинать. В этот момент Химик вздрогнул и приоткрыл правый шар, тот самый. Левый, видно, ещё дремал после усыпляющей команды, которая послала в него нервная система спинного ствола. Времени больше не оставалось, иначе другой глаз вот-вот добавился бы к этому и запомнил меня в качестве экзекутора. Я сделал глубокий вдох и поднёс остриё ножа к краю глаза, к месту, откуда размыкались у Химика веки. Оставалось лишь резко нажать, энергично ковырнуть от себя и на себя и секануть остриём по глазной жиле. Двое, которые были со мной, нетерпеливо ждали моих завершающих действий, тревожно поглядывая на дверь. Однако так и не углядели момента, когда она распахнулась, и через дверной проём лёгкой сухопарой птицей пролетел мой безумный брат. И как он же с ходу, всей своей тщедушной плотью обрушился на нас троих, перекрыв раскинутыми во всю ширину руками свободу наших действий. Нож ткнулся в уголок Лиахимова глаза, не нанеся ему, впрочем, особого вреда, а просто чиркнув левое веко по касательной и оставив едва заметную царапину на поверхности щеки.

— Назад, с-суки! — заорал брательник, отшвырнув в сторону ногой перо, вывалившееся от неожиданности у меня из руки. — Все назад, поняли?! Быстро, я сказал!!!

В этот момент он всё равно не был опасен, даже вымётывая из глаз условные искры своего бесстрашия. Но вместе с тем какая-то отчаянность точно присутствовала в нём в секунды этой непонятки: во всём его облике, в том, как, застыв в непривычной для себя стойке, дышал он, раздувая ноздрями воздух и неотрывно глядя в сторону поверженного и бесчувственного Лиахима Родорховича. Он был я, но я не был он, и мы оба это знали. Затем он бросился к окну и дёрнул обе створки сразу, распахнув их до отказа. Посыпались старые ошмётки пересохшей краски, порыв зимнего ветра ворвался в библиотеку и разом смёл со стола листы пустой бумаги. За окном взвыло, и сквозняк, образовавшийся в пространстве между распахнутым настежь окном и так и не затворённой дверью, закрутил бумаги по полу, задирая вверх острыми углами, будто лепя из них по ходу дела образ причудливой лагерной вьюги.

— Ты чего, падло, совсем охерел?! — вдруг резко придя в себя, распахнул рот один из двух моих подельников на час. — Ты это чего творишь, Паштетина?! Сдохнуть сдуру решил? Книжками обчитался, как этот? — и кивнул на Химика.

Другой так же резко совершил отскок в сторону, где валялся отброшенный нож, и, подобрав его, двинулся на моего внезапно сошедшего с ума кровного двойника. Однако Пашка стоял неподвижно, не делая попытки отшарахнуться назад, чтобы уйти от удара ножом, и не призывая меня прийти ему на помощь.