Позже стали известны подробности. Уфимский воевода полковник Кошелев отправил к Тевкелеву с письмом гонца — жившего в Уфе казаха Бараша. Его сопровождали еще двое казахов, но уже не уфимских: один — ханский человек, другой — служитель Букенбая-батыра. Эти двое были проводниками, сопровождавшими до Уфы обоз с русским посольством, отправленным Тевкелевым на родину.
На свою беду посланцы напоролись на большую — сабель в 80 — банду башкир, которые ездили отгонять казахских лошадей, но вернулись без добычи и оттого были особенно злы. Встретившуюся им легкую добычу они довольно быстро поймали, причем невредимым остался только Бараш — остальные были ранены копьями. У связанных пленников отобрали что было, и решили уже прикончить, но тут раскричался онемевший было от страху Бараш.
Он вопил дурным ослиным криком, что у него важные письма от уфимского воеводы к Тевкелеву, и еще он сопровождает важных людей, а если с ним что-нибудь случится, то и Тевкелеву в степи конец придет. А это русский посол, а не кто-нибудь, вы же, башкиры, сами российские, что же вы творите-то, люди!
Услышав о Тевкелеве, вести о котором не смолкали в Степи уже больше года, башкиры остановились. «И стали говорить башкирцы, что убить их досмерти и грабить не надобно, понеже ежели их убить до смерти и потом переводчику Тевкелеву учинитца худо, то их, башкирцов, уфинской воевода перевешает».
Какое там подданство?! «Воровскими» башкирами руководил совсем иной мотив — страх. Великий Страх, еще не пришедший в Степь, но уже маячивший в отдалении, напомнил о себе Хаосу.
И тот принял вызов.
Смешно, но именно в этом мелком и незначительном эпизоде, как в капле воды, отразилась вся та борьба Свободы и Порядка, которая будет бушевать в Степи как минимум два столетия. Не случайно этот эпизод Тевкелев описал в своем дневнике во всех деталях.
«И все башкирцы от них отстали, токмо один башкирец Нагайской дороги Бурзянской волости Акчигит, несмотря ни на кого, стал их вязать и саблею на них много раз рубить кидался; и говорил он, Акчигит, что он не боитца ни от кого, и нихто его не повесит, а ежели Тевкелев пропадет, инде о том не тужит; и стал-де бить их, Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей и посланного от уфинского воеводы, смертным боем. И видя такое ево, Акчигитова, азарничество, протчие башкирцы тайным образом посланного от воеводы уфинского Бараша упустили, то оной башкирец Акчигит Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей убить до смерти не смел, токмо ограбил их».
И вот теперь эти трое израненных бедолаг наконец-то добрались до родных стойбищ. Добрались, надо сказать, в самый неподходящий момент — все и без того были на нервах, противостояние прорусской и антирусской партий из-за отъезда Тевкелева достигло пика, и полыхнуть могло в любой момент, от малейшего пустяка. А тут — такой повод!
Хорошо, что оба вождя «русской партии» сориентировались сразу же. «Абулхаир-хан и Букенбай-батыр заказали людем своим накрепко, чтоб они о том киргис-кайсакам никому не объявили для того, чтоб не было к отъезду переводчика Тевкелева какое помешательство от кайсаков, и не велели они людем своим битыми казатца, пока переводчик Тевкелев из Киргис-кайсацкой орды отъедит».
Вот только Абулхаир, когда соратники опять расходились (в какой уж раз за этот бесконечный день), не удержался, подошел к Тевкелеву и спросил прямо: «Киргис-кайсаки прежде люд был вольной и ни от кого страху не имели, и в подданстве ни у кого не были, для того-де они делают пакости; а протчие киргис-кайсаки есть многие добрые люди, а года два или три придут и все в постоянство; а башкирцы-де, сколько лет в подданстве российском, и туг-де пакости делают».
И что было на это сказать Тевкелеву? Умотавшийся за день до предела, он лишь пробормотал что-то невнятное и неубедительное: мол, наверное, башкиры за воровскими казахами гнались, а тут им эти три казаха попались — вот они и сорвали злость. Впрочем, Абулхаир разговор длить не стал — человеку завтра выезжать в очень трудный путь, что его беседами донимать?
Но наутро никуда Тевкелев не уехал.
Потому что на рассвете к стоянке Тевкелева подъехал большой отряд враждебных казахов во главе с Тянгри-Берди.