Люди против нелюди

Тургенев бессильно опустился на сиденье.

«Зачем спорить? — подумал он. — Ссоры над гробом… И с кем? С жандармом… Ах, Са-а-аша!»

Он больше не разговаривал с Ракеевым. В Острове нанял тройку и один примчался в Тригорское. Привез Осиповым страшную весть.

А где-то на льду Великой, среди разгульного ветра, затерялся Ракеев, затерялись дроги, Никита…

Тургенев успел обогреться, напиться чаю, успел расспросить хозяев о Михайловском, успел рассказать, как отпевали Пушкина в Петербурге, и начал уже волноваться: не проехал ли поезд прямо в монастырь, но тут зазвенел во дворе колокольчик почтовой — прибыли.

Тургенев еще натягивал валенки, а в передней уже гремел простуженный голос капитана:

— Везу… камер-юнкера Пушкина тело… Предписание государя императора… — Ракеев замялся — А господин Тургенев уже здесь?

Схватившись за голову, запричитала Осипова:

— Убили… Убили Сашеньку…

Тут же приказала послать за священником, чтобы готовился отпевать.

— Я здесь, капитан, — выходя в переднюю, сухо сказал Тургенев, — я готов сопровождать гроб.

Не переставая дуть на озябшие пальцы, Ракеев стеснительно взглянул на него.

— Отпеть просят, — смущенно сказал он, — я думаю, большого нарушения не будет… — Он поморщился — больно заныли почуявшие тепло пальцы.

Тургенев пожал плечами:

— Я предписаний не получал. Вы здесь хозяин.

Скоро загудели колокола на Воронине. Над холмами, над Соротью сквозь мороз и ветер поплыл погребальный звон.

Достиг он и Михайловского, разбудил старика Архипа. Тот сел на полатях, зевнул, перекрестил рот и снова лег — нерасторопный Никита еще не успел добежать до села.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ВЕНИАМИН Митрополит Петроградский

* * *

Это случилось в ночь на 1 января 1908 года.

В келье был полумрак, только перед иконой Божьей Матери теплилась лампада. Закончив вечернюю молитву, святой Иоанн Кронштадтский присел к столу отдохнуть. Вдруг послышался легкий шум. Кто-то легко коснулся правого плеча, и раздался ласковый голос:

— Встань, раб Божий Иван, пойдем со мною!

Иоанн Кронштадтский быстро встал. Дивный старец стоял пред ним — бледный, с сединами, в мантии, в левой руке четки. Смотрел он сурово, но глаза были ласковыми, добрыми. Старец перекрестил отца Иоанна, и ему сразу сделалось легко и радостно. Он тоже перекрестился. А дивный старец указал на западную стену кельи, и отец Иоанн Кронштадтский увидел на ней даты, начертанные посохом старца: 1914 год 1917 год 1922 год.

Потом дивный старец — стены не стало — вывел отца Иоанна Кронштадтского в зеленое поле, покрытое тысячами, миллионами крестов. Кресты были малые и большие, деревянные, каменные, железные, медные, серебряные и золотые.

— Что это за кресты? — спросил отец Иоанн.

— Это те, — ответил старец, — которые за Христа и за Слово Божие пострадали.

И реки крови увидел отец Иоанн, текущие в море, красное от крови.

— Что это крови так много пролито? — спросил он.

— Это христианская кровь, — ответил старец.

— Как же зовут тебя, чудный старче? — спросил Иоанн Кронштадтский. — Назови свое имя святое, святый Отче!

— Серафим, — тихо и мягко ответил старец. — Запиши и не забудь, ради Христа, все, что видел.

Иоанн Кронштадтский записал. Этой записью и открываются дневники последнего года земной жизни святого.