Люди с солнечными поводьями

Внимательнее вгляделся в лицо почившей. Соболья доха, шапка с перьями стерха… Сандал отпрянул, потрясенный. Ба… да ведь это жена Хорсуна! Не признал Нарьяну! Трудно признать – лицо словно вылеплено из снега, синие тени в подглазьях и нос заострился. Истекла кровью. Рожай она дома, можно было спасти. Забить теленка, дать теплую кровь с порошком высушенного недоноска медведицы…

Вот как! Значит, Нарьяна скрывала, что имеет столь сильный дар – призывать небесный огонь. Пожалуй, захочешь скрыть, с таким-то грозным мужем.

Огонь защитил дитя от Ёлю, а женщину не сумел… либо не захотел. И что теперь делать? Не оставлять же все как есть.

Сандал брезгливо отвернулся и вспомнил, что неподалеку, чуть ниже, видел за тропой полузаваленную валежником яму-расщелину с блестками нетающего льда на стене. Готовая могила, только землей и камнями хорошенько засыпать. Нечистую надо похоронить как можно скорее, не дожидаясь трех прощальных дней, пока страшные жители Нижнего мира не сделали из ее тела лазейку в Орто. Придется возвращаться домой за вещами для погребения.

* * *

Обряд освобождения душ получился добрый. Приняли небо, земля и стороны света жертвенное масло во имя душ жены багалыка. Но еще долго материнская душа Нарьяны будет позвякивать дома котелком и шелестеть подолом невидимого платья. Воздушная душа станет звать Хорсуна и приходить к нему во снах. Земная может невзначай коснуться призрачной рукою… Вздыхая, души восстановят по крупицам растраченные в течение жизни силы. Плача, соберут выпавшие некогда волосы и остриженные ногти. Только к исходу двух двадцаток дней завершится жизненный Круг женщины.

«К сороковинам», – мог бы сказать Сандал. Он знал куда больший счет, чем о том ведали эленцы. Они-то считали крупные числа двадцатками – числом пальцев на руках и ногах. Однако и жрец давно привык считать по-здешнему. Так же, как все.

В последний поминальный день люди съедят голову любимой хозяйкиной буренки и повесят коровий череп на ближнее к могиле дерево. Души Нарьяны отправятся из очищенного дома, каждая своей дорогой. Материнская душа присоединится к предкам. Возродится в дочери багалыка или не в этом ребенке, а то даже не в этом времени и мире. Воздушная улетит к небесам обратно, если женщина при жизни мало грешила. Земная уйдет в расщелину, смешается с камнем и почвенными соками горы. Может, поднимется березкой где-нибудь рядом…

Жрец расчистил яму от валежника. Куском черненой кожи закрыл лицо покойной. Крепко закрутил все тесемки ее одежды глухими узлами, крест-накрест завязал рукава. Стараясь не испачкаться кровью, закутал в шкуру и опустил в могилу. По-хорошему, конечно, обмыть бы тело, одеть в новое платье, собрать в путь по-зимнему. В лиственничную колоду поместить, прикрыв берестой. Да где уж в этакой спешке…

Нарьяна удобно легла, головою на север, по направлению Реки Мертвецов. Туес со следами подсохших сливок Сандал проломил и бросил Нарьяне в ноги. Пусть душа вещи тоже умрет. Там, где хозяйка воскреснет юной и красивой, посудка, вновь обретя свою форму, ей пригодится.

Недаром жрец торопился. Мало того что женщина, умершая от родов, навлекает нечисть, она и сама способна возвратиться злым Йор – ущербным духом покойника либо беса. К тому же супруга багалыка оказалась жрицей небесного огня… Если не похоронить имевшую джогур быстро и правильно, она обязательно превратится в Йор и наделает бед.

Тела шаманов и удаганок люди саха оставляют в колодах на арангасах. Бывает, помост стоит целый век, а то и дольше. Потомки обязаны помнить славного родича, сколько бы времени ни прошло. Их долг – собирать и хранить сыпучие мощи для будущей земной могилы. Беда любую косточку потерять! За такую небрежность витающий над Орто дух волшебника может отомстить, вселившись в живого, ни в чем не повинного человека.

Сколько племен, столько и погребальных обычаев. Раньше эленцы зашивали ушедших по вечному Кругу в кобыльи шкуры и подвешивали к макушкам лиственниц. Тонготы и ньгамендри по сей день запихивают своих покойников в кожаные мешки, будто зародышей в чрева. Одуллары укладывают расчлененные мясо и кости в берестяные ведра. На местах покинутых стойбищ встречаются деревья, увешанные подобными «плодами». Дилга, бог озорной, горазд нарочно направить прохожего человека кривой тропою под дерево с мешком или туесом – колыбелью мертвецов. Дунет ветер, порвется веревка, и сгнивший труп свалится на голову! Сандала аж передернуло от омерзения.

А то еще видел в одном аймаке, как скончавшегося зимой человека оставили в мороженом жилище, чтобы сжечь юрту с телом к весне. Души, дескать, застыли, пусть по теплу отлетят… Материнская и воздушная души вольны унестись, куда им заблагорассудится, а земной что делать? Сгорит! Не-ет, лучше, чем в землю, ничего не придумать. Известно: всему свой срок и черед, всему свой жребий и место. А место рождения, жития и смерти человеческой – земля…