То, что было для меня совсем неведомо и очень интересовало: возможно ли на церковнославянском языке и вообще на славянских языках петь византийским распевом так же мелодично, как на греческом? Книги, которые существовали в то время, когда я начал заниматься пением, представляли собой болгарские издания невмотекстов[83]
. Но слава Богу, что они существовали, без них у нас не было бы ничего! Хотя по этим изданиям можно было заметить, что напевы очень часто нескладные, непевучие, немелодичные, а иногда даже совершенно нелогичные. Когда я оказался в Греции, и особенно на Святой Горе, на богослужениях наслаждался византийскими напевами. Естественно, я хотел, чтобы такие напевы звучали и на церковнославянском языке. Это подтолкнуло меня к исследованиям. Сейчас, после почти семнадцати лет работы, я могу сказать, что нашел принципы, по которым византийское пение и на церковнославянском языке может звучать аутентично и мелодично, как на греческом. Для этого мне понадобилось много труда и исследований не только музыки, но гимнографии, поэзии, лингвистики и других научных дисциплин. Правила мелотворчества, или, как вы говорите, канона, соблюдать необходимо. Не может быть неканонического мелотворчества, но это, конечно, не значит, что греческие тексты надо переводить буквально.Перевод напева с греческого языка сам по себе довольно проблематичен и дискуссионен. Поэтому я больше люблю заниматься мелотворчеством непосредственно на церковнославянском языке. Церковнославянский язык отличается от старогреческого, у него другая мелодика, динамика, ритмика и вообще, так скажем, другой дух. Необходимо знание принципов гимнографии и морфологии пения. Но и этого недостаточно, необходимо очень тонкое чувство языка вообще, соотношения мелодии и языка, ритма и языка, духа языка, духа конкретных слов, из которых мелотворим, и особенно чувство богослужения.
–
– Лично для меня – большой! Хочу создать, если Бог даст, полный богослужебный репертуар на церковнославянском языке. Это огромная работа, она требует большого труда, времени, сотрудников и средств. Надеюсь, что все-таки найдется решение, если Богу будет угодно. Еще один вызов – то, что сегодня в Сербии, России и в некоторых других славянских странах появился серьезный растущий интерес к византийскому пению, таким образом, эта работа обретает большой вес. Верю, что каждый должен принести Церкви дар, полученный от Бога.
Сейчас у нас есть возможность быть первопроходцами на поле византийского пения среди славянских народов. Это большая привилегия и огромная ответственность, и, если уже об этом зашла речь, должен подчеркнуть, что я большой противник безответственности в работе. Сегодня нередко издаются вещи весьма спорного качества. Издание книги или диска как можно быстрее не должно становиться нашей целью, необходимо делать все возможное, делать как можно лучше, а издавать тогда, когда мы в состоянии создать что-то действительно ценное, сколько бы времени ни потребовалось. Думаю, что безответственность и славолюбие – один из самых серьезных рисков, которые несет эта работа не сама по себе, но по нашей ошибочной позиции. Одна плохо сделанная работа способна принести большой вред, на исправление которого могут уйти десятилетия. Нельзя работать по принципу: «Прочел две книги (в жизни) и пишу третью». К сожалению, мы свидетели таких вещей и в области пения. Но, слава Богу, появляется все больше молодых людей, церковных, серьезных, образованных, которые очень правильным образом приступают к пению, и я вижу луч надежды. Могу это подтвердить из опыта работы с моими учениками в интернет-школе. Приходит поколение церковных, серьезных хороших музыкантов.
–