Люди Сербской Церкви

Интересно, что она редко ходила в церковь, домашние обязанности не давали ей. Она соблюдала пост, особенно строго постилась в первую и последнюю неделю Великого поста, и нас так воспитывала. Но ходить в церковь не могла, куда идти, когда столько детей, когда за скотом надо ухаживать, дом содержать. Если ее отпускали, то надевала народный черногорский костюм и шла в Успенский собор к престольному празднику в Морачский монастырь. Но это – если отпустят! И она просила: «Дайте раз в год на мир посмотреть, святыне поклониться». И конечно, раз в год ходила причащаться, как правило, в Федорову субботу или в канун Пасхи, и для нее это была большая радость. Но в то же время сама ее жизнь была церковной жизнью, все ее поведение, ее слова, отношение, молитва: «Господи, помоги!» Это была ее молитва. Не умела она читать молитвенники и другие книги, но: «Господи, помилуй! Матерь Божия, святой Василий, святой Петр Цетинский!» – и перекрестится. Такими были ее молитвы, молилась как дышала, как ребенка кормила, хранила в себе молитву, живя в страхе Божием, в почитании Бога и уважении ко всем.

– Это подлинный пример для воспитания человека, не случайно вы так много внимания посвящаете этому вопросу.

– Да, это питание и воспитание, воспитание веры, чем глубже вера, тем больше готовность к любви и жертве. А чем вера меньше, тем эгоизм, самовлюбленность больше, попечение о себе и своем удобстве. Вера рождает готовность к жертве. Это не легко – это мучительно. И снова вспомню свою мать, она упокоилась в семьдесят семь лет от болезни сердца. И я смотрел на нее, роза лежала на лице, и лицо светилось внутренней красотой, я замечал это и прежде, особенно на лицах тех, кто отдал свою жизнь в дар ближним и Богу. Мертвое лицо начинает светиться большей красотой, чем при жизни. Это я видел на лице своей матери. И поскольку сейчас существует обычай не показывать детям покойников, сказал снохе: «Дайте внукам взять благословение у бабушки, поцеловать ее руку, как это было в старину. Не скрывайте от детей! Прежде всего ребенок должен встречаться с реальностью жизни, а во-вторых, для него это будет радостью на всю жизнь, что он простился с бабушкой». Я всю жизнь помню моего деда Радисава. И сегодня мне тепло на сердце, что я помню, как он последний раз вздохнул на руках у моего отца, у печи, на своей кровати, вижу его лицо. И сейчас мне утешение и радость, что я был рядом с дедом в самый важный момент жизни, и он живет во мне доныне.

– Владыка, вы знали старца Паисия, окормлялись у него. Поделитесь воспоминаниями о нем.

– Да, я имел благословение Божие встречаться с отцом Паисием[47] много раз. Впервые – в афонском скиту Катунакия в 1967 году. Это был Божий человек нашего времени, именно современный святой. Человек огромной любви к Богу и людям. Человек огромного терпения, сострадания, любви ко всему Божиему творению. Слава Богу, что на русский язык переводят его труды.

Однажды, когда я был у отца Паисия на Святой Горе, в 1987 году, он печалился и говорил: «Вот смотри, владыка Амфилохий: мы, люди, наводнили мир грехами, и Господь, как и во времена пророка Илии, закрыл небо. Вот уже полгода на Афоне нет дождя, и все страдают: и люди, и земля. Но люди страдают, потому что виноваты, а эти несчастные малые звери за что? Вот смотри, несколько дней назад пришла ко мне змея. Пришла и как бы просит: „Дай мне немного воды“. (А у него была миска, ее подарил старец Тихон, русский монах, афонский подвижник, старец Паисий из нее и пил и ел.) И отец Паисий рассказывает дальше: «Знаешь, я налил воды в миску и дал змее напиться. Она, бедная, все выпила и потом поднялась на хвост и кивает головой, благодарит. Бессловесное животное, но знает, что благодарность необходима. А мы, люди, ни Бога, ни друг друга не благодарим…» А я ему: «Отец Паисий, ну как же ты змее воды дал? Я бы на твоем месте, я бы… как сказать, голову бы ей разбил». Он говорит: «Ты – дикарь. Как же убить бедное животное? В чем оно виновато?» Такой была его любовь, сострадательная, она всех обнимала.