— Можете не принимать это на свой счет, — продолжал я. — Ведь я же не могу указать пальцем на того, кого это касается. Позабудем обо всем, о чем я говорил до этого. Об ответственности, которая из-за каждого вашего поступка ложится на других. О ваших семьях, работе и всем таком прочем. Допустим, это удалось бы как-нибудь урегулировать. Одно мы не сможем урегулировать никак. Отсутствие доверия. Что вы сможете сделать с человеческой недоверчивостью, подозрительностью, с которой встречаетесь на каждом шагу? Недоверием, замаскированным старательным образом, о которое вы, однако, будете чувствовать еще до того, как человек откроет рот? Но, увы, даже подозрительность эта — не самое главное. Давно пора обо всем сказать. Вы не знаете, не можете знать, чего ожидать от вас самих. Когда и где перестает главенствовать ваша человеческая натура, знание, которое вы получили на Земле, и навыки, выработанные на работе, и верх возьмет тот чужой инстинкт, та мелочь, которую добавили в ваше подсознание чужаки. Что же это за мелочь? Желание убивать. Знаю, что звучит это мерзостно. Но в некоторых случаях правда именно такова. Агрессивность. Направленная против существ, которые нам, людям, ничего плохого не сделали. В космосе отыщется довольно много рас, которые нам ничего плохого не сделали. Принимая во внимание нашу историю, мы, на Земле, тоже сделались ангельски добренькими. И нам от этого только хорошо. В любом случае, достаточно хорошо, чтобы это стоило защищать. Чтобы, если возникает такая необходимость, заплатить за это определенную цену. Для пилотов — это хлеб насущный. С тем же успехом, вместо вас могли сюда прилететь мы. Если бы мы поменялись ролями, что бы вы стали делать? Я не согласен на ваше возвращение на Землю. Реусс это уже давно понял. Точнее, тот Реусс, которого мы повстречали вчера утром на берегу океана. Который, увидев нас, остановился, а потом небрежно направил в нашу сторону оружие. Те, из океана, хорошо над ним поработали. Не только потому, что держали людей, ученых, прибывших из другой звездной системы, в подводных террариумах. Не только потому, что использовали их в качестве марионеток. Но и потому, что смогли настроить вас против расы технологических существ, более нам близких, чем они сами. Все указывает, что с обитателями суши мы могли бы добиться взаимопонимания. Если бы не вы. А вы устроили недурной подарочек всей нашей цивилизации. Правда, теперь это тоже несущественно. Планета гибнет. Биосфера ее гибнет. Процесс этот неотвратим. Возможность контакта, а каждый контакт — это новые возможности для всех рас, вне зависимости от стадии их развития, черти слизали. Но и об этом не будем. Будем о вас. Жажда, ну, пускай — вынужденная потребность убийства оказалась в вас сильнее всего остального. Сильнее настолько, что вы предпочитали убивать, а не подойти поздороваться с нами. Я бы мог даже рискнуть. Пригласил бы вас всех, сколько вас здесь есть, к себе домой. Допустим, найдется у меня свой дом. Сказал бы себе: будь что будет. Ну а вы? Вы же каждое утро будете потеть от страха, как бы не возникло чего такого, что может послужить для вас испытанием. А каждый вечер будете перебирать прошедший день, минуту за минутой, обдумывая, все ли ваши реакции были естественными. Я бы рискнул. Будь у меня этот дом. Но не на вашем месте. Я рискнул бы как Жилли, один из миллиардов людей, руководствующихся чувствами и рассудком. Но я не могу и не хочу рисковать как пилот, направленный сюда с определенной миссией. И с определенной ответственностью. Я не могу допустить беды для Земли. Это не пафос, это — факты. И — повторяю еще раз — окажись я одним из вас, я не рискнул бы никогда.
Я замолчал. У меня появилась определенная мысль.
— Погодите, — сказал я. — Я нашел способ, чтобы помочь вам. Точнее говоря, не столько вам, сколько себе. Я уже знаю, как выделить среди вас тех, кто на самом деле прибыл с Земли. Мне только придется, — тут я покосился на Сеннисона, — придется попросить вас подождать некоторое время. Скажем, часа четыре. Я возьму разведывательную ракету, набор зондов. И кое-что еще, но об этом — когда я вернусь…
Я уже шел в сторону коридора. У дверей меня задержал голос Сеннисона.
— Хочешь лететь вниз? Знаешь, чем это пахнет?
— Да, — ответил я. — Но можешь обо мне не тревожиться. Я вернусь.
— Ты в самом деле знаешь способ?
— Знаю.
— В таком случае подожди. Мне кажется, мы должны кое-что решить до того, как все выясним. Потом… может оказаться труднее. Речь не только о нас, — предупредил он.
Я вновь вернулся на середину кабины. Он был прав. А я об этом не подумал.
— Ну и? — спросил я. — Не будем терять времени. Я свое сказал. Гускин?
Какое-то время пришлось ждать ответа. Наконец, он поднялся из кресла, потер ладонью лоб и понурил голову.
— Я с тобой согласен, — тихо произнес он. — Может, кое-что ты преувеличил в своих рассуждениях… но это не суть важно. Да, я согласен. Ты прав. Пусть возвращаются те, которые на самом деле вернулись.