Люди сорок девятого (СИ)

- В свое время узнаешь, - Линдейл загадочно усмехнулся. - Пускай груз пока у тебя полежит, мне сейчас некогда им заниматься. Главное, конверт из Вашингтона пришел?

- Земельное управление, как же, как же! - старик кивнул и, покопавшись в груде бумаг на своем столе, протянул Линдейлу письмо. Взяв, Джон сложил его пополам и, расстегнув верхнюю пуговицу шубы, сунул его в нагрудный карман рубашки.

- Спасибо за то, что вовремя почту разбираете, - сказал владелец салуна, распрямляя спину, застегивая верхнюю пуговицу шубы и потягиваясь. Он уже разворачивался, чтобы уйти, когда дедушка Беннингтон схватил его за рукав, заставив вернуться.

- Тут вам, кстати, еще одно послание, - сказал старик, протягивая Линдейлу второй конверт. Недоумевая от кого могла прийти нежданная весть и каков ее характер, Джонатан взял его. Адрес был написан крупными корявыми печатными буквами и, узнав почерк, Линдейл улыбнулся светлой грустной улыбкой. Дедушка Бениингтон, да и другие горожане не видели такого выражения на лице владельца салуна. Линдейл мог надсмехаться, презрительно скривив губы, его усмешка нередко бывала высокомерной или вымученной, он мог казаться задумчивым, озабоченным, грустным... но никогда раньше он не улыбался так.

Линдейл держал в руке конверт и не спешил его вскрывать, вспоминая Соломона. В их последнюю встречу старик практически не вставал с постели.

- Масса Джон!.. - со слезами на глазах простонал слуга, приподнявшись ему навстречу в кровати.

- Лежи, лежи! - воскликнул Джон, поспешив к нему. Он помог Соломону сесть и подложил ему под спину подушку.

- Масса Джон, - бормотал старик, осторожно трогая кончиками пальцев лицо гостя, и все новые и новые прозрачные капли бежали вниз по его черным щекам, оставляя за собой сверкающие следы и капая на одеяло. - Вы... Это вы... Я так рад!

Соломон уже больше десяти лет, почти с того времени как кончилась Война, жил в семье бывших рабов с плантации Линдейлов, получивших вольную незадолго до падения форта Самтер. Муж, хозяйственная жена, несколько ребят. Они ушли было вместе с другими вслед за армией северян, но потом вернулись в свою хижину, к своему маленькому огороду, поняв, что им некуда больше идти. "У них нет ничего для нас, кроме слов о свободе, а свободным можно быть и здесь, - сказал муж Джону, когда он пришел на свет их окна, почти неся на руках Сола, вечером дня своего возвращения. - Мы не нужны им, у них не было для нас ни еды, ни одежды, ни места. У них свои проблемы".

Янки конфисковали плантацию, но Джон с величайшим трудом сумел устроить так, чтобы часть земли осталась в его распоряжении, и переписал участок на имя этих людей. Здесь Соломона окружали знакомые лица, о нем хорошо заботились, чего не мог делать находившийся в постоянном странствии по стране Джон. Дом построили на месте старой хижины, как только у хозяев появились какие-то свободные деньги, он был не очень большой, но все же лучше тех дыр, где доводилось ночевать Линдейлу. Владелец салуна аккуратно присылал семье деньги, иногда даже больше оговоренной суммы, и эти люди, весь день в поте лица обрабатывающие собственный клочок земли, чтобы собрать небольшой урожай, были довольны тихим постояльцем, приносившим стабильный доход.

- Тихо, тихо, Сол, - сказал Линдейл мягко, беря руки старика в свои. - Я здесь.

- Вас так давно не было... - шептал Соломон, - так давно. Я все слушал, слушал, не раздадутся ли ваши шаги... Я ваши шаги от любых других отличу... А вы... Вы так похудели с той поры, когда мы виделись в последний раз... И побледнели тоже. Вы здоровы?

В голосе старого слуги сквозила тревога, близкая к панике.

- Не волнуйся, Сол, - Линдейл прижал к себе его голову, утешая Соломона, словно ребенка. - Со мной все в порядке. Я здоров, я здесь, Сол...

Внук плантатора задохнулся от нахлынувших и так не свойственных ему чувств и умолк.

Ему, самостоятельному и замкнутому подростку двенадцати лет, было очень сложно приспосабливаться к новому миру, о котором он мало что знал.

Джонатан очень хорошо помнил свой первый день в огромном и пустом доме деда, ему тогда казалось, что от самих его стен веет холодом одиночества. Его шаги гулким эхом разносились по коридорам и залам, с огромных парадных портретов на него надменно глядели неизвестные и давно забытые английские предки, до которых ему не было дела, но под взглядами которых он ощущал себя ничтожеством. Встретив их с отцом в дверях, дед похлопал внука по плечу, пожал ему руку и ушел с сыном в кабинет. Зная, что старших нельзя отрывать от важных разговоров, Джонатан-младший бродил по дому, понемногу заполнявшемуся сиреневым полумраком, и пытался понять, как дышать во влажной духоте. Он шарахнулся в сторону, столкнувшись в одном из коридоров с Солом, который в одной руке нес свечу, а в другой - огромную связку ключей, отбрасывающую на стены чудовищную тень, но потом, разглядев, что перед ним человек, остановился в замешательстве, пытаясь вспомнить наставления отца о хороших манерах и раздумывая позволительно ли ему заговорить первым.