Люди сороковых годов

Приехав домой, начальник губернии сейчас же послал к Вихрову жандарма, чтобы тот немедля прибыл к нему. Тот приехал.

- Послушайте, Пиколов сам не хочет играть, кому бы предложить его роль?

- Я слышал, что здесь совестный судья хорошо играет, - отвечал Вихров, уже прежде наводивший по городу справки, кем бы можно было заменить Пиколова.

- Ах, да, я помню, что он отлично играл, - подхватил губернатор, съездите, пожалуйста, и предложите ему от меня, чтобы он взял на себя эту роль.

Из одного этого приема, что начальник губернии просил Вихрова съездить к судье, а не послал к тому прямо жандарма с ролью, видно было, что он третировал судью несколько иным образом, и тот действительно был весьма самостоятельный и в высшей степени обидчивый человек. У диких зверей есть, говорят, инстинктивный страх к тому роду животного, которое со временем пришибет их. Губернатор, не давая себе отчета, почему-то побаивался судьи.

Когда Вихров предложил тому роль Полония, судья, явно чем-то обиженный, решительно отказался.

- Господин губернатор ранее должен был бы подумать об этом; я, сколько здесь ни было благородных спектаклей, во всех в них участвовал.

- Ей-богу, в этом виноват не губернатор, а я, - заверял его Вихров.

- Вы здесь - человек новый, а потому не можете знать всего общества, а он его должен знать хорошо.

- Пожалуйста, сыграйте! - настойчиво упрашивал его Вихров.

- Устройте сами театр, - я сейчас буду играть, а если устраивает губернатор, - я не стану.

Вихров возвратился к губернатору и передал, что судья решительно отказался.

- Хорошо-с, - сказал начальник губернии и побледнел только в лице.

Вихров, после того, Христом и богом упросил играть Полония - Виссариона Захаревского, и хоть военным, как известно, в то время не позволено было играть, но начальник губернии сказал, что - ничего, только бы играл; Виссарион все хохотал: хохотал, когда ему предлагали, хохотал, когда стал учить роль (но противоречить губернатору, по его уже известному нам правилу, он не хотел), и говорил только Вихрову, что он боится больше всего расхохотаться на сцене, и игра у него выходила так, что несколько стихов скажет верно, а потом и заговорит не как Полоний, а как Захаревский.

В городе между тем, по случаю этого спектакля, разные небогатые городские сплетницы, перебегая из дома в дом, рассказывали, что Пиколова сделала себе костюм для Офелии на губернаторские, разумеется, деньги в тысячу рублей серебром, - что инженер Виссарион Захаревский тоже сделал себе и сестре костюм в тысячу рублей: и тот действительно сделал, но только не в тысячу, а в двести рублей для Юлии и в триста для себя; про Вихрова говорили, что он отлично играет. Молодежь, участвующая в спектакле, жаловалась, что на репетициях заведена такая строгость: чуть кто опоздает, губернатор, по наущению Вихрова, сейчас же берет с виновного штраф десять рублей в пользу детского приюта.

Наступил, наконец, и час спектакля.

Когда Вихров вышел из своей уборной, одетый в костюм Гамлета, первая его увидала Юлия, тоже уже одетая королевой.

- Ах, как к вам идет этот костюм! - как бы невольно воскликнула она.

- А что же? - спросил Вихров не без удовольствия.

- Чудо что такое! - повторяла Юлия с явным восторгом.

Даже Пиколова, увидав его и отойдя потом от него, проговорила королю: "Как Вихров хорош в этом костюме!"

Когда потом занавес открылся, и король с королевой, в сопровождении всего придворного кортежа, вышли на сцену, Гамлет шел сзади всех. Он один был одет в траурное платье и, несмотря на эту простую одежду, сейчас же показался заметнее всех.

Ни слезы, ни тоска, ни черная одежда,

Ничто не выразит души смятенных чувств,

Которыми столь горестно терзаюсь я!

говорил Вихров, и при этом его голос, лицо, вся фигура выражали то же самое.

Башмаков еще не износила!

восклицал он потом, оставшись уже один на сцене,

В которых шла за гробам мужа,

Как бедная вдова в слезах,

И вот она жена другого;

Зверь без разума, без чувств

Грустил бы долее!

и при этом начальник губернии почему-то прослезился даже; одно только ему не понравилось, что Пиколова играла какую-то подчиненную роль; она, по научению Вихрова, представляла какое-то совершенно покорное ему существо. Начальник губернии любил, чтобы дама его сердца была всегда и везде первая.

В последующей затем сцене Гамлета и матери Юлия прекрасно стыдилась, и, когда Вихров каким-то печальным голосом восклицал ей:

Если ты не добродетельна, то притворись!

Привычка - чудовище и может к добру нас обратить!

начальник губернии опять при этом прослезился, но что привело его в неописанный восторг, это - когда Пиколова явилась в костюме сумасшедшей Офелии. Она, злодейка, прежде и не показалась ему в этом наряде, как он ни просил ее о том... Начальник губернии как бы заржал даже от волнения: такое впечатление произвела она на него своею поэтическою наружностью и по преимуществу еще тем, что платье ее обгибалось около всех почти форм ее тела...

- Отлично, отлично! - говорил он, закрывая даже глаза под очками, как бы страшась и видеть долее это милое создание, но этим еще не все для него кончилось.