Люди, сосны и снег

Они подняли головы. Там, где была батарея, кто-то закричал, и вслед за этим раздались негромкие выстрелы.

- Раз. Два. Три. - считал Беклемишев. - Слышишь, комбат воюет!

На батарее затрещали автоматные очереди

- Кончился комбат, - тихо произнес Недругайло и, опёршись на винтовку, поднялся. - Ну, не поминай лихом. Прощай, сержант. Дуже помирать не хочется.

Он поспешно заковылял прочь, не оглядываясь на Беклемишева. А сержант лёг, врылся кое-как в сугроб и положил перед собой автомат со взведенным затвором.

Он смотрел на дорогу, блестящую, сверкающую, словно она была полосой отшлифованной стали, и щурился. Дальние деревья вдруг начали расплываться, он протёр глаза, но очертания сосенок и елей оставались размытыми.

«Солнце, будь оно неладно, - подумал Беклемишев. - Этак ещё куриной слепотой заболеешь. Ослепнешь, куда тогда?» Он прикрыл глаза, давая им отдых, а когда вновь открыл, увидел впереди, в просветах между стволами, движение. - Они! - Беклемишев прижал автоматный приклад к плечу и сделал две короткие очереди.

В глазах рябило, казалось, что перед ними переливалась радужная жидкость. Напрягая зрение, он всматривался в сизый дымок, заволакивавший чащу, и ещё раз нажал на спуск. Теперь его беспокоило одно - не ослепнуть, покуда в диске есть патроны. Он знал, что уйти, как Недругайло, не сможет – не было ни сил, ни желания. Перед его мысленным взглядом стоял комбат Уфимцев - с лихорадочно сверкающими глазами, всклокоченной бородой и пистолетом в руке. Сержант представил комбата так явственно, что даже услышал его голос:

- Бежишь, сволочь?!

Сержант забормотал, словно отвечая этому удивительному человеку:

- Разуй глаза, комбат! Видишь - вот он, автомат? Беклемишев не сдвинется, будь уверен. Беклемишев не подведёт, комбат!

Сержант отвечал своей совести, а не комбату, который в это время лежал ничком в узкой щели, простроченный автоматами в упор. Сержант терял сознание, и бред, и явь причудливо переплелись в его мозгу.

Еще раз его палец нажал на спуск, повинуясь слабому проблеску сознания. Услышав, верней, ощутив привычную дрожь автомата, сержант вздохнул и провалился и непроглядную темень.

Он пришел в себя от странного ощущения. Казалось, что он плыл в плоскодонке. Вверху голубело небо, а он мерно покачивался на волнах - как в детстве на узкой и медленной Снежеди.

Он скосил глаза и ахнул. Дрожь пробежала по его телу, когда он узнал в идущих рядом фигурах тех, кто на рассвете расстреливал его взвод.

«Немцы! В плену!» Сержант зажмурился и вдруг рывком перекинулся через борт плоскодонки.

- Держи, ребята! - Кто-то успел схватить его за воротник. - Бредит!

И только эти слова отрезвили Беклемишева. Теперь он увидел и других в таких же серых шинелях и шапках и зелёными крашеными звёздами и тяжёлыми автоматами ППШ.

- Товарищи… товарищи, - выдохнул из себя сержант, пытаясь что-то произнести не повинующимся языком.

А тот же голос продолжал:

- Вы, фрицы! Поаккуратней волокушу тащите. Не то в расход пущу как пить дать! Еськов, переведи!

Беклемишев мучительно пытался припомнить, что же произошло. Но откуда он мог знать, видеть то, что произошло там, у дороги, когда он лежал в сугробе без сознания. Он не видел, как после его очередей из чащи вынырнула группа солдат и рассыпалась жиденькой пеночкой на придорожных сугробах. Не видел он и того, как вышедшие к дороге немцы, попав под частый огонь залёгших, схлынули назад, как на гул перестрелки со всех сторон по двое, по трое потянулись бойцы, рассеянные по лесу, как появился офицер в щегольском полушубке с оторванной полой - Нефёдов, он поднял солдат и стремительной атакой отбросил немецких автоматчиков от дороги. И, конечно же, Беклемишев и думать не мог, что воедино собрались остатки батальона и заняли рубеж – тот самый, где расстался он с Недругайло.

Часом позже сюда подошёл свежий полк, развернулся, и уже немцы рассыпались по лесу, стремясь уйти из клещей, которыми сжали их подоспевшие батальоны.

Никто об этом не сказал сержанту. Да и не до этого ему было – он забылся опять и очнулся в санбате от того, что кто-то вдруг растрепал его рыжеватый чуб и сказал:

- Ну вот мы и встретились, сержант! Узнаёшь?

Он открыл глаза, увидел широколицую улыбающуюся девушку и улыбнулся ответно - одними губами. Он узнал её и, поняв это, вдруг удивился тому, что ещё жив, что долгий и трудный день позади, и что теперь можно лежать, не прислушиваясь и не вглядываясь в заснеженную гулкую чащу тревожного леса.