ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ

— В нашем допросном деле. Он физически крепкий, выносливый и упрямый. Говорит, по всему видать, правду. Может быть полезным органам ГПУ.

Следователь подумал и сказал:

— Хорошо. Я доложу начальству… Пограничное начальство ГПУ к предложению следователя и его подчиненного отнеслось благосклонно. и из мальчика начали готовить будущего энкаведиста. Прежде всего, ему было сказано:

— Ты не обижайся на то, что тебя слегка потрепали на допросе. Это было необходимо для проверки твоей правдивости, стойкости и выносливости. Испытание ты выдержал хорошо.

— Значит, я могу быть пограничником? — с бурно забившимся от радостной надежды сердцем спросил Митя.

— Пока еще нет, — ответили ему — До того, как стать пограничником, нужно многому научиться. Мы тебя будем учить.

И его отправили на городскую бойню, в то же отделение, где производился убой скота для армии. На недоуменный вопрос: "зачем это?" мальчик получил такой ответ:

— Ты должен привыкнуть к виду и запаху крови. Это необходимо пограничнику.

Последнюю фразу он слышал потом часто. Мите говорили так, посылая его присутствовать при арестах, допросах, пытках и расстрелах людей. Палачи "ломали" характер, нервы и чувства мальчика.

Митина "учеба" продолжалась около двух лет. После этого он получил новенькое обмундирование пограничника и, примеряя фуражку с зеленым околышем, чувствовал себя счастливым впервые за все вр'емя, проведенное вдали от родительского дома. Ему казалось, что страшная и отвратительная "учеба" осталась позади и больше не повторится, что на границе, куда он должен был ехать, все будет хорошо и интересно.

Служить на пограничной заставе для мальчика действительно было интересно. Пограничники выслеживали и ловили людей, устраивали на них засады, охотились с собаками. Правда, Митя представлял себе шпионов совсем не такими, как те, в охоте на которых он теперь часто участвовал. Среди них не было вооруженных до зубов и отчаянно сопротивляющихся.

— Перевелся шпион. Совсем никудышний стал. Вот полдесятка лет назад попадались крупные птицы. А нынче хватаем беглых с нашей стороны да контрабандистов, — говорили красноармейцы-сверхсрочники.

Как раз в это время Бортниковы и получили письма и посылку от сына.

На границе Митя прослужил всего лишь пять месяцев, а затем был отозван в штаб дивизии на курсы повышения военных знаний. Эти курсы были засекреченными и что они собою представляют — он узнал только на их первом занятии. Там готовили "помощников следователей по физическому воздействию", т. е. специалистов по пыткам людей.

Перспектива превратиться из пограничника в палача привела Мишу в ужас и он немедленно написал начальнику курсов рапорт с просьбой о возвращении на заставу. Результатом этого была короткая и не весьма приятная беседа с начальником курсов, майором ГПУ Подгайным. Майор вызвал к себе в кабинет непокорного курсанта и, возвращая ему рапорт, спросил:

— Значит, вам хочется обратно на границу?

— Так точно, товарищ начальник, — по-военному ответил курсант.

— А нам хочется наоборот, чтобы вы оставались здесь. Понятно? И без всяких фокусов. Иначе другие курсанты будут проходить все наши науки на вашей паршивой шкуре. Проходить практически. А эту свою бумажонку вы можете отнести в отхожее место.

И майор, давая понять, что разговор окончен, указал ему пальцем на дверь…

"Программа" курсов была несложной. Учили, как избивать людей разными способами, сопровождая "практические" приемы такими "теоретическими" наставлениями:

— Вы должны расчеловечить, обезволить человека. Превратить его в тряпку, в кусок мочалки. Добиться, чтобы он дал любые, нужные следственным органам, показания. При этом всегда помните: ни к кому никакой жалости. Хладнокровная и точная работа без жалости — основа вашей профессии…

Окончившего полугодовые курсы подготовки палачей, Митю командировали в распоряжение ГПУ Владивостока. Там он три года "превращал людей в тряпки" и добивался от них признаний. Эта "работа" совмещалась с "учебой без отрыва от производства"; дважды в год краевое управление ГПУ проводило "краткосрочные курсы усовершенствования квалификации следственных и оперативных работников".

Профессия палача была противна Мите Бортнико-ву, он стыдился ее и поэтому ничего не сообщал родителям о себе. Его "учителям" никак не удавалось вытравить у него чувство жалости к людям. Нервы и чувствительность Мити притупились, но на допросах он, все же, не мог так зверствовать, как помощники следователей старше 'его по возрасту. Пытая людей, он старался причинить им, по возможности, меньше боли. Начальство дважды объявляло ему выговоры в приказах "за небрежное и халатное отношение к служебным обязанностям". Однако, благодаря какой-то странной случайности, это не помешало его дальнейшему продвижению по службе. Заместитель начальника владивостокского управления ГПУ однажды объявил ему: