ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ

Однако, это не соответствовало действительности. Террористы даже не ранили его, а только сильно перепугали.

Перед прогулкой "всесоюзного старосты" парк, в тот вечер, по обыкновению, был очищен от всех находившихся в нем граждан. Операция эта производилась охраной Калинина и городской милицией не особенно тщательно и Ипполитову с Самойленко удалось спрятаться в кустах возле главной аллеи.

Вскоре после этого из ворот санатория, примыкающего к парку, вышел Калинин. Он прошелся дважды в одиночестве по главной аллее; в полусотне метров от него сзади шагали четверо охранников, а двое — впереди. Когда Калинин, ревматически прихрамывая, брел по аллее мимо кустов в третий раз, оттуда выскочил Ипполитов и подбежал к нему.

— Вам что нужно, товарищ? — растерявшись, спросил его Калинин.

— Твою подлую шкуру, душегуб! — выкрикнул Ипполитов и сунул руку в карман. Но он слишком торопился, вытаскивая револьвер. Боек нагана зацепился за карман брюк. Ипполитов нечаянно нажал курок и пуля, пробив ему брюки, вонзилась в землю. Наконец, он вытащил наган, выстрелил в отскочившего в сторону Калинина и… промахнулся. Выстрелить в третий раз ему не удалось: помешали схватившие его охранники.

Взвизгивая от страха, Калинин побежал по аллее. За ним погнался Самойленко, но выстрелить не успел. Двое дюжих охранников обезоружили его и поясом связали ему руки за спиной.

В ту же ночь перепуганного и заболевшего от страха "всесоюзного старосту" увезли в Москву, а в краевом управлении НКВД началось следствие по делу молодежной террористической организации "Мстителей". Ипполитова и Самойленко допрашивали несколько месяцев подряд, применяя самые жесточайшие "методы физического воздействия". В конце концов, оба террориста "раскололись": выдали всех своих сообщников.

Поговорить как следует с Григорием Ипполитовым мне не удалось. Только три дня я провел с ним среди "настоящих", а потом его перевели в камеру смертников…

В середине 1938 года все 14 молодых террористов, в том числе и девушки, были расстреляны, а десятки их родных и знакомых, многие из которых ничего не знали о деятельности группы "Мстителей", отправлены в концлагери строгой изоляции.

Никого из террористов и их "пособников" не судили даже на закрытых процессах. Их казнили и гнали в концлагери без суда. Ни одной строчки о покушении на Калинина не проникло на страницы газет. Советская власть изо всех сил старалась предотвратить огласку этого дела.

6. Шахматист

Перед вечерней поверкой соизволил посетить "настоящих" сам начальник контрразведывательного отдела майор Дрейзин. Он вошел в камеру, неторопливо переваливаясь на тонких ножках, обвел неподвижно-выпученным взглядом заключенных и слегка шевельнул своим жабьим желваком за левым ухом.

Сопровождала его целая свита: трое в мундирах НКВД и двое в штатском, все с выхоленными и прямоугольными чекистскими физиономиями. Они выстроились в шеренгу за спиною своего начальника.

Дрейзин с минуту помолчал, а затем негромко квакнул в тишину камеры:

— Здравствуйте!

Ему ответил только Пронин, по своему положению камерного старосты обязанный отвечать начальству. Остальные, в том числе и я, молчали. Ни у кого из нас не было желания разговаривать с одним из главных палачей краевого управления НКВД. Разговоры с таким "начальством" для заключенных не только противны, но и небезопасны: могут привести на "конвейер пыток".

Белый желвак за левым ухом шевельнулся сильнее и в кваканье зазвучали раздражение и злость:

— Та-ак! Значит, молчок?… Ка-ак поживаете? Чем занимаетесь? Обдумыванием своих преступлений?

Сергей Владимирович спокойно поправил его:

— Не поживаем, а помираем по милости НКВД гражданин начальник. А занимаемся сном да голодом. Начальство попробовало пошутить:

— Та-ак вам совершенно не на что жаловаться! У вас идеальный тюремный режим. Голод предотвращает у вас ожирение, а сон — истощение.

Эта "шутка" вывела из себя русского абрека, которому в НКВД так и не сумели внушить страха и уважения к начальству. Он шагнул вперед и крикнул:

— Тебя бы сюда, жаба! Ты бы здесь быстро весь свой жир спустил!

Дрейзин попятился назад. Желваки сердито запрыгали за его ушами и он визгливо проквакал:

— Что-о? Ка-ак?… На конвейер захотелось?

— А тебе к абрекам захотелось? — угрожающе оборвал его вопрос русский.

Черкес молча вышел из угла камеры и стал рядом со своим русским другом-абреком. Потом вдруг запрокинул голову, вытянул шею вперед и очень красноречивым жестом провел большим пальцем правой руки по горлу от уха до уха. Дрейзин испуганно квакнул, с неуклюжей поспешностью повернулся к нему спиной и, тесня и напирая на своих подчиненных животом, вперевалку выкатился из камеры в коридор…

Разговоров об абреках, а тем более если они сопровождаются угрозами, северо-кавказские энкаведисты очень не любят.