Посредине фразы Хавкин почувствовал, что язык плохо слушается его. Слова с трудом выходят изо рта. Он провел ладонью по щекам. С лицом что-то произошло: мышцы кажутся одеревеневшими. Он прислушался к собственному голосу. Речь несколько замедлилась, а слова звучат не совсем четко. Интересно, заметно ли это со стороны? Хорошо бы поглядеть в зеркало: у больных чумой лицевые мышцы расслабляются порой настолько, что лицо становится совсем бессмысленным. Не хватает только, чтобы это произошло на лекции. Он продолжал говорить о свойствах препарата, попросил служащего принести оставленный в директорском кабинете флакон и показал слушателям, как выглядит вакцина. Сообщил: в ближайшие дни будет предпринято испытание на людях. Наливал воду в стакан, отпивал ее небольшими глотками, продолжал рассказ о пастеровской идее бактериальных препаратов. А сам тревожно и радостно прислушивался, как чумный яд бродит по телу, медленно, но неотвратимо подчиняя его своей воле.
Звонок, конец лекции. Кажется, они ничего не заметили. Можно наконец помолчать и дать покой уставшему лицу. Совсем не просто сохранять безмятежно серьезное выражение, когда мышцы твоих губ и щек превращаются в чужую, почти неуправляемую маску. Хавкину хотелось как можно быстрее миновать людный вестибюль и добраться до лаборатории. Опыт вступал в решающую фазу. Не пройдет и часа, как начнется жар. В таком состоянии лучше быть дома. Надо вычертить температурную кривую, и главное - не упустить максимум. Очень важно узнать, какую наивысшую температуру может дать прививка. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как услышал оклик.
Умоляюще сложив руки перед грудью, перед ним предстал Рой.
- Всего два слова, сэр.
Они выбрались из вестибюля на крыльцо. Летний день уже полыхал вовсю, но здесь, под сенью старых лип, недавно политые каменные плиты двора казались еще прохладными.
- Мистер Хавкин… - У Роя сквозь смуглоту щек проступил темный румянец. Он силился и никак не мог произнести что-то очень для себя важное. И вдруг выпалил: - Я хочу быть первым человеком!…
- Первым? Где?
- Пусть мне первому привьют вашу вакцину. Я верю вам, мистер Хавкин. Сколько бы
Левая щека попыталась выйти из повиновения. Хавкин прикрыл ее ладонью. Пришлось повернуться к Рою боком. Улыбка еще получалась, хотя, кажется, выходила несколько кривой. Славный парень. Жаль разочаровывать его. Впрочем, у такого, как он, впереди еще будет немало случаев подставить себя под шприц.
Хавкин крепко зажмурился: в голове ослепительно запульсировала острая боль. Удар, удар, еще удар». Для полной картины чумного заражения теперь не хватало только высокой температуры.
- Вы нездоровы, учитель?
Он взял себя в руки. Все в порядке. Пусть доктор Рой на него не обижается. Дело в том, что один человек еще раньше заявил свое право на первенство. Вакцина уже испытывается. Но как только начнутся массовые прививки…
- Уже испытывается… - разочарованно протянул Рой. И вдруг какое-то озарение блеснуло в его огромных черных глазах. - Так это вы! - Восклицание звучало, как Архимедова «Эврика!». Доктор Кришнан Рой весь превратился в удивление и восторг. - Это же вы тот первый человек, мистер Хавкин!! Да? Как же я раньше не подумал! - Рой почти танцевал вокруг.
Ого! Интересно посмотреть, как вытянутся завтра лица почтенных докторов, когда они услышат, что учитель не только создал вакцину, но не побоялся проверить первое в мире подлинное средство против чумы на самом себе. Вот когда им придется прекратить болтовню о его самомнении.
Неожиданно Рой замолк и испуганно отступил на полшага назад. Весь вид его выразил раскаяние.
- Простите меня, учитель. Я, наверно, вторгаюсь, туда, куда не должен был бы даже заглядывать. Вы ведь никому не говорили о своем подвиге. А я…
Хавкин протянул юноше руку. По-европейски, ладонью вверх. В Бомбее это не принято, больше того, с точки зрения британского сахиба, такой жест унизителен для белого. Но их обоих, учителя и ученика, меньше всего занимали в тот момент правила хорошего колониального тона. Не каждый день обретаешь близкую душу. Крепкое рукопожатие - что может лучше выразить чувства единомышленников?