Появление нового биологического закона заметили и люди, далеко как будто стоящие от научных интересов. Подобно революционным прокламациям и грозным приказам военного времени, саратовские газеты летом 20-го года печатались на одной стороне листа. Их не продавали, а для общего сведения расклеивали на заборах и стенах домов. 21 июня в таком вот вывешенном для обозрения номере «Саратовских известий» появилась заметка: «Открытие профессора Н. И. Вавилова». Набранная жирным шрифтом, заметка ни по тону, ни по содержанию не уступала сообщениям о боях с Врангелем, происках Антанты и неизбежности всемирной революции. «Профессору Н. И. Вавилову удалось сделать величайшее открытие, имеющее мировое значение», - значилось в первых строках. Далее безымянный корреспондент излагал суть закона гомологических рядов и добавлял: «Саратовский губернский исполком постановил оказать профессору Н. И. Вавилову всемерное содействие в его дальнейшей работе». Смысл закона журналист не понял (ему показалось, что открытие Вавилова помогает «получать искусственные формы растений для культуры»), но пафос информации состоял вовсе не в научной точности. Газета революционной эпохи с гордостью сообщила: несмотря на интервенцию, разруху, надвигающийся голод, русская наука не умерла, она сотрудничает с восставшим народом и по-прежнему способна творить чудеса. И это была сущая правда.
Для нас, потомков, газетная заметка интересна еще и по другой причине. Желая помочь ученому, губернские власти, как писали «Саратовские известия», постановили напечатать его труд, предоставить для опытов «в широком масштабе» хорошо оборудованный совхоз, и, что особенно важно, было решено «дать возможность профессору Н. И. Вавилову собирать культурные растения в других странах путем снаряжения ученой экспедиции за государственный счет». Эту часть своего решения Саратовский губисполком при всем желании выполнить, конечно, не мог. Кругом бушевала война, и Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика не имела выхода ни к одной из своих границ. Но научное обоснование зарубежных ботанических экспедиций уже существовало. Еще год-другой, и в начале 20-х годов идея эта окончательно вылилась во второе великое открытие профессора Вавилова - в стройную теорию географических центров происхождения культурных растений.
…Нет ничего более чуждого правде жизни, чем попытки некоторых биографов искать зачатки будущих подвигов и открытий в детских играх и развлечениях великих людей. Не станем грешить против истины. Из двух братьев Вавиловых собирать гербарии более всего любил младший - Сергей, будущий знаменитый физик. Он же поражал родителей отличной осведомленностью в названиях растений и животных. А великим биологом, ботаником, растениеводом стал тем не менее Николай, деливший свои юношеские увлечения между астрономией, археологией и… физикой. Но что правда, то правда: интерес к расселению культурной флоры возник у старшего из братьев очень рано, наверно еще до поступления в Петровскую академию.
В Кембридже, где профессор Бэтсон развивал у своих сотрудников и учеников интерес к мировым общебиологическим проблемам, вопрос о том, откуда появились на крестьянских полях культурные растения, окончательно стал для Николая вопросом жизни, главной темой поисков. Потом - Саратов, размышления об итогах памирской и персидской экспедиций. Книги Дарвина, Линнея, Декандоля, Гумбольдта, Гена - на столе. Постепенно становится ясным: проблема происхождения культурных растений, несмотря на ее солидный возраст, все еще пребывает в стадии младенчества. А ведь первые попытки разыскать родину так называемых полезных растений относятся к середине XVIII века! С тех пор утекло немало воды. А что подлинно достоверного известно науке? «Местопроисхождение, первоначальное отечество наиболее полезных для человека растений… представляется такой же непроницаемой тайной, как и вопрос об отечестве домашних животных… Мы не знаем, в какой области появились первоначально в диком состоянии пшеница, ячмень, овес и рожь…» - писал в 1807 году немецкий путешественник и естествоиспытатель Александр Гумбольдт. Англичанин Роберт Браун и швейцарский ботаник Альфонс Декандоль первыми представили на суд современников свои более или менее серьезные соображения по этому поводу. Особенно значительны были труды Декандоля, первую книгу которого (1855) Чарлз Дарвин назвал «превосходной». Глазами швейцарского ботаника наука впервые серьезно обозрела огороды, поля и сады земного шара, с тем чтобы разобраться, откуда появились все наши злаки, овощи, садовые деревья и как давно эти кормильцы человечества введены в культуру.