— Это только проходочный копер, — сказал строитель в синей телогрейке.
Его мужественное лицо показалось мне знакомым, но он приехал сюда из Подмосковья.
— Привыкли на новом месте? — спрашиваю я. — Нравится вам здесь?
— Привык. Зима кажется дольше, а так один черт, работать не привыкать.
А вот девушка-геодезист в шапке-ушанке поистине знакома, с нее была фотография в газете «Звезда».
— О вас писали в нашей областной газете? — обратился я к ней.
— Нас уже много фотографировали, — махнула она рукой, — и из «Комсомолки», и из журнала «Смена».
— А девушки ваши помощницы?
— Да, рабочие. Люда, вон с рейкой, из Татарии, она молодец, заочница, учится на втором курсе, а Таня, как мы ее зовем — малолетка, пока что смотрит на жизнь с легкостью, но мы ее заставим учиться.
Деревянные времянки у леса золотятся новыми досками. К столовой съехались самосвалы, обычная картина всех строек. Верхний слой земли уже оттаял и ползет словно сало, навертывается на колеса, липнет к сапогам.
На ступеньках столовой, на выструганном полу коричневые кочки, как на паханом поле. Дымят кипятком большие чайники на столах, не торопясь, с достоинством обедают строители, шоферы, шахтостроители.
С улицы нагрянули парни.
— Пирожки есть? Горячие?!
— Не шибко наваливайся — нам оставь…
В уголке сидят женщины и будто воркуют. «Все завели — пока вместе-то жили… Теперь лечат, сердце даже заменить могут… Нет не здесь, в Москве…»
Наконец увидели, что мы рисуем, замолчали, прыснули, как школьницы, и засобирались.
— Меня набросайте в шапке!
— А ведь правда тебя рисуют. Чудеса! — И все смотрят в нашу сторону.
На обратном пути задержались на переезде.
Дежурная пропускает машины, поезда. Прошел товарняк, остановился на минуту пригородный — уехали дорожные рабочие, и мы остались одни с дежурной.
Попутные машины со стройки что-то не идут. Да, вспомнили мы, сегодня суббота. Валя, дежурная по переезду, успокоила нас:
— Еще будет машина в четыре и все.
— Тогда останемся дежурить.
— Оставайтесь, я скоро сменюсь, — говорит Валя, подметая переезд.
Мы досыта нарисовались, замерзли. Пройдет поезд, тишина, слышно — в дежурке стучат ходики. Подкатил трактор с санями.
— Открывай, милая! — кричит тракторист.
— С санями не пущу, — спокойно говорит Валя.
— У меня там оборудование.
— Не положено с санями.
— Вот, утварь божья, открой! Не бросать же их здесь.
— Пропусти, — говорю я, — сильный трактор, сани для него как игрушка, пропрет, не застрянет.
— С санями нельзя!
Тракторист со злости так двинул сани назад и в сторону, что мне показалось — трактор встал на дыбы.
Валя открыла шлагбаум, и трактор прогромыхал на самой большой скорости; сани остались.
К переезду от стройки шла крытая машина. Это не было для нас неожиданностью, мы давно прислушиваемся к гулу мотора, ждем.
— Валя! — кричим мы. — Не открывай шлагбаум, не пропускай машину, пока нас не посадят! — И бежим навстречу..
— Чего взбесились, — ворчит шофер, прихватывая тормозами колеса.
Снова мелькнуло приветливое лицо дежурной, взявшейся за рукоятку, и полосатый шлагбаум опустился — перечеркнул дорогу, которая по ту и другую сторону тянется без конца, вплетаясь в другие дороги. А на них новые встречи, новые пейзажи, новые темы для творчества.