Люди трех океанов

Подхожу ближе. Провожу ладонью по обшивке. Отдается тугой, едва уловимый звук. Силюсь представить, как стоящий передо мной корабль выносил своего мужественного капитана в шестой океан, как бороздил леденящую высь и как, таранив тепловой барьер, возвращался в лоно родной планеты. Сознание обжигает: вот оно, детище Человека, достигшее, считай, трехсоткилометровой высоты, осилившее дорогу почти в два миллиона километров, одолевшее многотысячеградусное пламя. И не бесчувственной, немой машиной оно видится мне, а живым, понимающим существом. Закроешь глаза, и кажется, будто, давно вернувшись из космоса, оно до сих пор никак не утихомирится, все еще тяжко дышит после трудной, неблизкой дороги.

Руководитель тренировок, высокий, худощавый подполковник, которого и коллеги и летчики-космонавты называют уважительно Иваном Петровичем, приглашает к кораблю.

Пробую кресло. Мягкое, удобное, слегка откинутое назад. Иван Петрович нажимает на рычаг подтяжки привязных ремней и объясняет, как широкие лямки должны стягивать плечи.

Оглядываю космическое жилище. Все вокруг бело от снеговой чистоты эластика, обтянутого целлофаном. Остальное напоминает кабину самолета. Такое впечатление, видимо, создает обилие приборов. И читаются они, как на самолете, — слева направо. Да, есть какая-то схожесть с самолетной кабиной. И все же это не то. Не то! Есть тут что-то именно корабельное. Простором неведомых далей, фантастической романтикой дышит командирская каюта. Собственно, это и каюта, и боевая рубка, и штурманский отсек, и сам ходовой мостик. И все профессии этой боевой единицы космической эскадры воплощены в одном человеке: он и командир, и штурман-навигатор, и рулевой, и впередсмотрящий.

Надеваю скафандр. Легкий, удобный.

Знакомлюсь с вместилищем многих служб. Слева на черном щитке — средоточие включателей, дающих жизнь всем системам и приборам. Ты сам хозяин этой мудрой и сильной энергии. Одно движение руки — и мощная установка ожила, получив питание. Щелкнул тумблером — зарделись два огненных слова на световом табло, предупреждающем, что система находится в таком-то состоянии.

Вверху — приборная доска. Прямо на тебя смотрит голубыми глазами океанов твоя родная планета. Если я отправлюсь в «полет», глобус будет заботливо отмечать мой звездный путь.

— Ну что ж, начнем подготовку к «старту», — негромким, глуховатым голосом говорит Иван Петрович и терпеливо объясняет последовательность всех операций — от посадки в корабль до возвращения на Землю. Идут запросы, команды, доклады. С трудом усваиваю непривычные словосочетания, точнейшие показания приборов. И вот уже слышится не тихий, поясняющий голос, а командирский, повелевающий:

— «Тополь»! «Тополь»! Я «Весна». Как меня слышите? Доложите о посадке в корабль!

Воскресив в памяти ранее рассказанное, отвечаю быстро, но, видимо, не столь точно, и мой наставник требует повторного доклада. Теперь вроде получается как надо:

— Я «Тополь». Слышу вас хорошо. Посадку в корабль произвел. Все в порядке. Разрешите приступить к проверке оборудования?

Не без консультации идет проверка радиосвязи, вентиляции, пультов управления. Все тумблеры ставятся в «нулевое» положение, и будто с ходу подбирается ключик к тайне всех систем и приборов: теперь видна полнейшая картина их состояния.

Проверка идет опять-таки по летному закону — слева направо. Невольно думаю о том, как пригодились космонавтам их летные навыки, утвердившееся годами умение читать все приборы, не распыляя внимания. Иван Петрович с удовлетворением отмечает, что его подопечные достигли такой натренированности, что, не глядя на многочисленные тумблеры, могут их включать безошибочно. Конечно, это не сразу пришло. Иным далось с трудом. Но теперь люди ориентируются в корабле, как в своем доме.

Приятен микроклимат. Я его устанавливаю по своему усмотрению. Всем телом ощущаю, как по скафандру течет слегка щекочущий поток воздуха.

Подготовка к «старту» между тем продолжается. Проверяется приборная доска, система «Взор», ручка управления, контейнер с продуктами, ассенизационное устройство, магнитофон, освещение кабины, системы жизнеобеспечения… Теперь мой долг доложить:

— «Весна»! «Весна»! Я «Тополь». Проверку оборудования и систем закончил. Все в порядке. Давление в кабине… Влажность… Температура…

Объявляется тридцатиминутная готовность. К этой команде Иван Петрович, видимо, давно привык. Его голос не раз повторял заветные два слова, и произносить их он научился с деловым спокойствием.

…Очередная, более короткая готовность. Мне надлежит надеть перчатки, опустить забрало гермошлема. Раздается грохот. Включены имитаторы ракетных двигателей.

«Полет» начался!

Корабль «покидает» свое земное пристанище. Он устремлен в зенит, чтобы там, на высоте, лечь на орбитальный курс. Воображение дорисовывает и отбушевавший под ракетой огненный буран, и громовой, постепенно растаявший гул двигателей в миллионы лошадиных сил…