Конечно, сегодня «Ласточка» совершает свой земной, условный «полет». Мой консультант напоминает, когда должны отделиться сработавшие ступени ракеты. Сбрасывается обтекатель конуса. Начинают скрупулезный отсчет времени электрочасы. Они ведут счет от долей секунды до нескольких суток. Начал медленное движение глобус. Над ним белеют две буквы: «Д» и «Ш». Долгота и широта. На черном фоне стрелка отмеряет меридианы, на голубом — параллели. Ниже — еще две буквы: «Э» и «О». Экватор и орбита. Но мой взор прикован к корабельному «Взору». Там плывет родная планета. Нет, не вся она, ее частицы, столь знакомые по стратосферному полету. Показался ежик синеватого леса, белесый разлив берез. Осколком зеленоватого льда блеснуло озеро. Потом выплыли горы.
Начался орбитальный «полет». Иван Петрович объясняет, как имитируется вход и выход из тени. За несколько минут мы «перелетели» из ночи в день. Когда корабль выходит навстречу Солнцу, в кабине зарождается бело-розовое утро. Быстро сгорает день, и тихо крадется вечерняя темень. С наступлением ночи ярко светят навесные звезды. Если на иллюминатор наползает Земля, там ничего не различишь, лишь иногда зардеется горсть огоньков. Руководитель тренировки сожалеет:
— Может, зря мы не нанесли каких-то ночных пейзажей Земли. Попович рассказывает, что лунной ночью видел едва различимое свечение далекой воды. Другие космонавты говорили о россыпи городских огней.
Электрочасы молчаливо наматывают время. Но есть часы, которые не всегда молчат. Это будильник. Как крепко ни уснешь — вовремя разбудит. Не надсадным звоном, а деликатным, зыбким гудком. Кстати, для сна тут созданы подходящие условия. Можешь, как дома, выключить свет, заставить замолчать аппаратуру и даже закрыть шторками иллюминаторы. Выключаем и мы свет. Лишь один светлячок смущенно помаргивает. С ним вроде веселее и спокойнее.
По команде в корабле снова все оживает. Расшторены иллюминаторы. И опять заря зажигает зарю: едва отгорела вечерняя — вспыхнула утренняя. Павел Попович брал в полете управление на себя. Тянусь и я к черной рубчатой ручке с белой кнопкой.
Невесомость испытать, конечно, не удалось. Но о ней не преминул вспомнить Иван Петрович. Он заговорил о том, как Павел тут «плавал». Признаться, вначале кое-кто сомневался в успехе такого эксперимента. Боялись, как бы после отстегивания ремни не запутались. А невесомость приготовила приятный сюрприз. Когда космонавт расстегивал ремни и уплывал вперед, лямки уподоблялись распростертому объятию, словно ждали своего хозяина.
На минуту включаются огни для телепередачи. Справа покоится кинокамера «Конвас». Приставь ее к иллюминатору, и она выхватит неповторимые кадры увиденного с космической высоты.
Но хозяин звездного корабля должен быть готов не только к приятному созерцанию занебесных красот, а и к тревожным неожиданностям. У пульта управления руководитель показывает мне, как даются вводные на особые случаи в полете. Сухой щелчок тумблера, и в корабле на черном щите вспыхивают красные буквы: «Давление мало!» Космонавт должен вовремя включить кислород, загерметизировать скафандр. И вновь алый сигнал бьет тревогу: «Углекислый газ!» Вводные требуют глубоких знаний, расчетливых действий.
Бывают сигналы и более спокойные: «Ориентация на Солнце», «Управлять вручную», «Включи звук». Отвечать на них следует также незамедлительно и точно.
«Полет» на исходе. Поступает команда на спуск. Включается автоматический цикл спуска. Мне положено срочно доложить:
— Загорелось табло.
Моя обязанность — закрепить все съемное оборудование. Невольно думаю о флотском традиционном порядке — перед недоброй погодой крепить все по-штормовому. Да, тут тоже предстоит особый, космический «шторм». «Конвас», продукты, планшет — все на своем месте, надежно закрыто, принайтовано. Надо и самому закрепиться как следует. В ход нужно пустить рычаг подтяжки.
К спуску все готово. Идет информация о прохождении команд, показаниях приборов и самочувствии.
— Иду на спуск!
Конечно, сейчас за иллюминатором спокойно. Но я думаю о том титаническом пламени, что бушевало некогда за этим кораблем.
Если бы при спуске было задано ручное управление, довелось бы «вгонять» Землю во «Взор», манипулируя той же рубчатой ручкой. Но тут слово берет автоматика.
«Полет» закончен. Но мы еще долго беседуем с теми, кто помог мне побывать в этом сказочном «рейсе». Иван Петрович вспоминает тренировавшихся на этом корабле, их просчеты, трудности, удачи. Смотрит в тетрадь, в которой зелеными квадратиками помечены фамилии прошедших предкосмическое крещение. Разговор вдруг заходит о том, кажется, уже давнем времени, когда тренировались «Чайка» и ее подруги, готовясь к первому полету женщины. Иван Петрович улыбчиво щурится:
— Старательные девчата. Тогда они еще не знали, кто из них полетит. И по-моему, каждая была достойна такого доверия.