В первую секунду матабеле казались немного испуганными, и Бенита ясно слышала, как один из них сказал своим товарищам:
– Старый колдун заворожил нас. Он околдовал Великого Слона и весь его народ. Не убить ли нам его?
Но старший из них овладел собой и ответил со смехом:
– Так вот зачем ты, старый предатель, призвал сюда белых людей – для того, чтобы устраивать заговоры против трона Лобенгулы!
Он повернулся и внимательно посмотрел на мистера Клиффорда и на Джейкоба Мейера, потом прибавил:
– Слушайте, ты, Серая Борода, и ты, Черная Борода, я предам вас такой смерти, о какой вы еще и не слыхивали. Что же касается этой девушки, так как она красива собой, она скоро будет варить пиво для инкоси или попадет в число его жен – если только он не пожелает отдать ее мне.
Еще секунда, и все было кончено!
Джейкоб Мейер, все время вполне хладнокровно слушавший хвастливые и угрожающие речи дикаря, сразу встрепенулся, как только он заговорил о Бените. Его темные глаза вспыхнули, бледное лицо приняло жестокое выражение. Он выхватил из-за пояса револьвер и выстрелил, почти не целясь. В ту же секунду мертвый или умирающий матабеле упал на землю.
Пораженные присутствующие не шевелились. Хотя смерть в этой стране была для них делом вполне привычным, внезапность этого поступка совершенно ошеломила их. Резкий контраст между видом цветущего, полного жизни воина, стоявшего перед ними мгновение назад, и безжизненной черной массой, упавшей на землю, был так ярок, что это поразило их воображение. Он лежал на земле, а Мейер стоял над ним с дымящимся револьвером в руках и смеялся.
Бенита чувствовала, что он поступил справедливо, что матабеле вполне заслужил это страшное наказание, но смех Джейкоба казался ей ужасным, в этом смехе ей слышался голос его сердца, и этот голос был беспощаден! Когда меч правосудия падет, правосудие не должно злорадствовать.
– Взгляните, – проговорил Молимо своим тихим голосом, указывая пальцем на мертвого дикаря, – солгал ли я или сказал правду, обещая, что этот человек никогда больше не увидит лица своего повелителя? То же, что случилось со слугой, произойдет и с его господином, только не так быстро. Такова воля Мунвали, выраженная устами его пророка Молимо из Бамбатсе. Ступайте же, дети Лобенгулы, и отнесите ему в дар этот первый плод жатвы, которую белые люди соберут среди воинов его народа.
Его высокий голос умолк, и наступило такое глубокое молчание, что Бените почудилось, будто она слышит шелест ножек зеленой ящерицы, пробежавшей по камню на расстоянии одного или двух ярдов от нее.
Внезапно все переменилось. Оба оставшихся в живых матабеле повернулись и пустились бежать изо всех сил, преследуемые макаланга, походившими на овец, которые всем стадом поворачиваются и устремляются за струсившей собакой. Они хватали гонцов за руки, срывая с них доспехи и грозное военное облачение; они били их палками и забрасывали камнями. Наконец несчастные, израненные, покрытые кровью люди, не видя никакого спасения и руководимые каким-то инстинктом, направились к Бените, с ужасом наблюдавшей за всей этой сценой. Они бросились перед ней на колени, ухватились за ее платье и стали молить о пощаде.
– Посторонитесь немного, мисс Клиффорд, – произнес Джейкоб Мейер, – смерть всей троицы обременит мою совесть не больше, нежели смерть одного из этих животных.
– Нет, нет, вы не сделаете этого, – произнесла она. – Мамбо, эти люди посланцы, их не следует убивать.
– Слушайте голос милосердия в том месте, где никогда не говорилось о милосердии! – проговорил старый пророк. – Пусть уходят. Пощадите тех, кто никого не щадит, ибо она купила их жизни своей просьбой.
– Но они приведут за собой других, – пробормотал Тамас, и даже мистер Клиффорд печально покачал головой. Но Молимо повторил:
– Я сказал. Пусть уходят. Случится то, что должно случиться, к тому же это не приведет ни к чему дурному, чего бы не произошло и без этого поступка.
– Вы слышали? Скорее уходите, – по-зулусски сказала матабеле Бенита.
Избитые люди с трудом поднялись на ноги и остановились перед ней, поддерживая друг друга. Один из них, человек с властным и умным лицом, в черных волосах которого уже виднелась седина, прошептал, обращаясь к Бените: