Люди тумана. Бенита, или Дух Бамбатсе

– Выслушай меня. Тот глупец, – тут он показал на своего мертвого товарища, – похвальба которого навлекла на него смерть, был человеком низкого происхождения. Я же, Мадуна, родственник нашего инкоси, молчал, не мешая ему говорить, и по справедливости заслуживаю смерти, так как обратился в бегство перед этими негодными псами. Тем не менее я и мой брат принимаем жизнь из твоих рук, госпожа, хотя теперь, когда мы опомнились, мы бы не приняли ее ни от кого другого. Уйду ли я к праотцам или останусь жить – не важно: войско мстителей находится уже возле стен. Чему суждено, то должно случиться: тут старый колдун сказал правду. Слушай же, госпожа: если тебе когда-нибудь понадобится, чтобы Мадуна пощадил две жизни, он обещает тебе это сделать от своего имени и от имени Лобенгулы. Указанные тобой лица пройдут беспрепятственно, захватив с собой все, что им принадлежит, не платя никакой дани. Не забудь же, госпожа, клятву Мадуны в трудную минуту, а ты, мой брат, будь свидетелем ее перед нашими людьми.

Матабеле выпрямились, насколько они могли это сделать, жестоко израненные, и подняли правые руки и поклонились Бените – так люди их племени кланяются женам и дочерям их повелителей. Потом, не обращая ни малейшего внимания на остальных и сильно хромая, матабеле пробрались к воротам, которые им тотчас открыли, и скрылись за крепостной стеной.

Пока происходила эта сцена, Мейер стоял неподвижно и молчал; затем он заговорил с горькой усмешкой:

– Милосердие, мисс Клиффорд, как говорил некий Павел в вашем Новом Завете, искупает множество грехов. Я сильно надеюсь, что в данном случае оно спасет наши тела от хищных птиц, после того как мы погибнем такой смертью, какую нам предсказывало это животное. – С этими словами он указал на убитого.

Бенита вопросительно посмотрела на отца.

– Мистер Мейер находит, моя дорогая, что ты поступила неразумно, пощадив жизнь этих матабеле. Для всех нас было бы лучше, чтобы эти люди умерли, тогда как теперь они ушли, сгорая от жажды мести. Конечно, я понимаю твое естественное чувство сострадания, но… – тут он оборвал фразу и внезапно остановился в нерешительности.

– Но ведь вождь говорил совсем другое! – горячо возразила Бенита. – Впрочем, если бы он даже и не говорил, я бы все равно так поступила. Довольно одного убийства, – добавила она, содрогаясь. – Я бы не вынесла еще чего-нибудь подобного.

– Вы не должны сердиться за смерть этого человека, так как она была вызвана его словами о вас, – многозначительно проговорил Мейер. – Если бы не это обстоятельство, я бы его не тронул. Я не стал бы вмешиваться, так как считаю это бесполезным; ведь я такой же фаталист, как и наш приятель Молимо, и верю в предопределение. Дело в том, – добавил он с резкостью, – что женщинам не место среди дикарей.

– Отчего вы этого не говорили в Роой-Крантце, Джейкоб? – спросил мистер Клиффорд. – Вы знаете, я всегда так думал, но меня не хотели слушать. Мне остается предложить вам сейчас же покинуть это место. Надо ехать, и как можно скорее, не теряя ни минуты, как только нам дадут поесть и пока путь к отступлению еще не отрезан.

Мейер взглянул на волов, которых тем временем распрягли. Девять из них расхаживали вокруг, пощипывая траву, но пятеро искусанных мухой цеце все время лежали неподвижно.

– Девять измученных волов с больными ногами не потянут фургон, – сказал он, – к тому же крепость наверняка уже окружена матабеле, вероятно, узнавшими через своих шпионов, что мы везли с собой ружья. Наконец, приехав из такой дали и истратив так много денег, я не собираюсь уезжать, не добившись своей цели. Тем не менее если вы полагаете, что ваша дочь подвергается в этих стенах большей опасности, чем вне их, в чем я сильно сомневаюсь, то вы можете попытать счастья. Если бы вам удалось раздобыть гребцов, то вы могли бы также спуститься по Замбези в челноке, рискуя, правда, схватить лихорадку. Вам с ней решать, мистер Клиффорд.

– Куда ни взглянешь, кругом одни только опасности и затруднения. Что ты на это скажешь, Бенита? – спросил ее отец.

Бенита задумалась. Ей хотелось избавиться от Джейкоба Мейера, которого она не любила и боялась; для этого она была готова пойти на многое. С другой стороны, ее отец был измучен и нуждался в отдыхе. Для него было бы большим разочарованием уйти от цели в последнюю минуту. К тому же что можно было сделать, не имея ни волов, ни людей? Наконец, какой-то внутренний голос, тот самый голос, который побудил ее ехать, теперь удерживал ее в Бамбатсе.

– Дорогой отец, – сказала она, – я тебе очень благодарна за заботу обо мне, но, насколько мне кажется, мы подвергнемся большему риску, уехав отсюда, чем оставшись здесь. Я хотела ехать, несмотря на твои предостережения, теперь же я намерена использовать обстоятельства и надеюсь, что Бог убережет нас от опасностей. Я уверена, что макаланга смогут удержаться в такой крепости, как эта, имея в руках наши ружья.