— Другого бы слушать не стал. Ты — в точности живешь по своей философии. Как говорят, претворяешь в жизнь. Квартира, вещи, машина — все своими руками, горбом. Теперь жену привести можно, есть куда, к кому. Интересно. Я ведь приблизительно тоже так думал: сначала на ноги надо крепче встать. Но ты совсем рационально. Очень интересно, как у тебя получится с семьей?
— Хорошо получится, увидишь. Правда, Ирочка?
— Раньше ведь жили без этой любви… и любили.
— Вот, слышал? Без любви надо любить. Иными словами: человек может быть выше любых своих чувствований, если придет к своей истинной сути. Человек же он!
— Выпьем за человека, — сказал Юрка, выцеживая из бутылок пиво.
— Давай. Потому что жить и жениться имеет право только человек — разумное существо.
Баба Ирочка расставила тарелки, принесла хлеб, кастрюлю с борщом, Юрка хотел отказаться, но из-под крышки хлынул такой духовитый пар, живо напомнивший деревенское детство, что он покорно опустился на стул и пододвинул к кастрюле тарелку. Обедали долго и по-воскресному сытно, Юрка разомлел, помягчел от домашней еды, тепла, уюта, и дорогая мебель, удобные вещи, книги, ковры уже не казались ему лишними, роскошью, он уже сам хотел всего этого, в сущности, необходимого для человеческой жизни, ничуть не стыдного. А Рудольф негромко и не спеша рассказывал о Сибири, Красноярской ГЭС, где хотел остаться навсегда, но вернулся к бабе Ирочке, без которой ему было одиноко, а ее, такую хилую, везти на Енисей не решился, рискованно; рассказал и о лысом типе, помявшем ему машину: как ходил к нему, как узнал, что он катался с любовницей; под конец заговорил хмуро и возмущенно:
— Ненавижу жуков. Пролазят, приспосабливаются, жужжат. Лакированные, фрачные. Какая от них наука, работа? Грешить — втихую, гадить — втихую. Давить нижеползающих, дрожать перед вышелетающими… Вот и родичи мои желали сделать из меня жука. Жука науки. Не удалось — оскорбились, удивляются, как это я до сих пор в работягах не спился. Концепция рушится. Будто сами из потомственных дворян… Ты удивляешься моей грубой рациональности. А если бы они женили меня в двадцать лет на дочке своих друзей — это как, не рационально, любовно?.. И жить бы пришлось на их полусотенные и сотенные бумажки, как и привычно многим молодым теперь. Выбились в люди и сынка хотели вытащить. Не в люди — к престижному стандарту. Оттого и не подумали, что сынок тоже человек: ему необходимо самому выбиться, а не в жуки пролезть…