Она закатывает глаза и шлепает в мужских шерстяных носках обратно к кушетке.
– Ш-ш, Омар засыпает наверху.
Махмуд идет за ней, помогая Дэвиду тащить медведя, голова которого волочится по полу.
Огонь в камине пылает, но в комнате Лора одна, с кружкой чая и газетой, пристроенной на деревянном подлокотнике кушетки.
– А где твои родители?
– Вот то-то и оно. Вода только что закипела, иди налей себе чашку, если хочешь. – Выглядит она осунувшейся и усталой, ремешок наручных часов стал свободным и беспокойно болтается на ее тонком запястье.
– Я не за чаем пришел. – Махмуд раскачивает в руке холщовую сумку и роняет к ее ногам.
– Что там?
– Сама посмотри.
Отняв сонного младенца от груди, она томным движением прячет грудь в бюстгальтер, крупный, похожий на малину сосок, медленно исчезает у Махмуда из виду. Лора кладет ребенка головкой на подушку, вздыхает, наклоняется и заглядывает в сумку.
Он следит за каждой мелкой мышцей ее лица в ожидании реакции, ему кажется, что он видит, как зрачки ее больших прозрачных глаз расширяются и сокращаются, пока она окидывает взглядом плащ. Она проводит ладонью по ткани, откидывает полу, обнажая атласную подкладку. С ее губ срываются негромкие одобрительные возгласы, но ничего связного или однозначно благодарного.
– Ничего, – наконец говорит она.
–
Складывая плащ на коленях, Лора поворачивается к своему мужу, живущему отдельно, и спрашивает:
– Где ты его взял? Судя по виду и запаху, он новехонький.
– В одном магазине в городе, хорошие деньги заплатил, повезло с лошадьми, на скачках, – неловко бормочет он.
Общаясь с Махмудом, Лора в совершенстве овладела взглядом, выражающим одновременно скептицизм, насмешку и категоричность «давай на этом и остановимся».
– Я не могу его взять, Муди.
– Кто сказал, что не можешь? Бог? Король? – Он начинает вышагивать по ковру перед камином. – Тебе сделали подарок, нельзя возвращать его.
– Мне нельзя тебя обнадеживать… умоляю, не мечись! У меня голова раскалывается!
Дэвид отвлекается от плюшевого медведя, с которым борется, переводит взгляд с одного родителя на другого, опасаясь очередной ссоры.
Махмуд садится в неудобное, с высокой спинкой кресло ее отца и на секунду закрывает глаза, борясь с нарастающим желанием вспылить. Потом открывает глаза и устремляет их на обои с рисунком из изогнутых листьев сирени, которые словно парят в воздухе.
– Не могу поверить, что ты совершил кражу в
– Пришлось, – отзывается он, укладывая висок между большим и указательным пальцами.
– Да какая же это, к дьяволу, причина – тебе «пришлось»?
– А как же иначе мне платить тебе алименты? Думаешь, в суде это просто так написали, для смеха?
– Слишком уж много этих платежей ты пропустил, чтобы я купилась на твою отговорку.
Дэвид льнет к отцовским ногам, забравшись между ними, сосет костяшки пальцев правой руки, нервозно скребет ногой икру Махмуда; взгляд у него тревожный и умоляющий.
– Я сидел без гроша. Был на все сто процентов на мели. Теперь поверишь?
– Поверю, потому что это правда. – Лора улыбается и победно, и ласково. – Я могла бы написать книгу о том, что значит быть на мели, Муди, в этом для меня нет ничего нового, я не даю этому донимать меня. Но красть! Слишком долго я проучилась в воскресной школе, чтобы считать
– Ну а я в воскресную школу никогда не ходил, зато по пятницам приходил и сидел с
Говорят они по-прежнему тихо, и, к счастью, напряжение понемногу рассеивается. Махмуд запускает длинные пальцы в курчавые каштановые волосы сына, массирует ему голову. Весь череп Дэвида аккуратно умещается в его большую ладонь.
– Ты ведь папин сынок, да, Дэвид?
Дэвид довольно улыбается.
– Знаешь, я заплатил им, ну, в
– Это-то меня не удивляет, Муди, вот таким ты был, когда я вышла за тебя.
– Я и не менялся.
– О, еще как.
– Внутри я всегда был таким.
– Хм-м, пожалуй, верно, но кому охота доискиваться до всего, что в них скрыто? Уж точно не мне. Есть вещи, от которых надо держать дверь на замке.
– Все это женские разговоры, а мужчины должны выходить в мир и смотреть, что он с ними сделает, нельзя сидеть дома, как девственница.
– Сходил бы под мост на канале, там полно женщин, которые только рады будут согласиться с тобой.
– Даже ты, Лора…
Это предположение она решительно отвергает.
– Нет-нет, я не об этом. – Махмуд втягивает воздух сквозь зубы. – Я хотел сказать… вот ты говорила, что выйти за такого, как я, – худшее, что может натворить девушка, намного хуже, чем украсть, и все-таки ты это сделала, ведь так? И твой брат перестал с тобой разговаривать.
– Дура была от любви. – Она улыбается.
– Нет, не дура… – Махмуд поднимается с кресла и сажает в него Дэвида. Он проходит по ковру и встает на колени перед Лорой, взяв ее теплые ладони в свои. – Ты лучшее, что когда-либо даровал мне Бог, ты и трое мальчишек. Ради вас я готов украсть с неба звезды.