Люди удачи

В женской вспомогательной службе ВВС аэростаты называли «сардельками», но ей они напоминали скорее китов с их раздутыми шелковистыми телами и тремя блестящими серебристыми плавниками, плывущих по небу, в волнах несущихся мимо туч. Прикованные к сети стальных тросов, наполненные водородом аэростаты полагалось поднимать с помощью лебедок, чтобы не давать бомбардировщикам пикировать или сбрасывать боезапас точно по целям в Лондоне. Инструкторы предупреждали о возможных опасностях: молния могла поджечь газ или передаться по стальному тросу в лебедку, шквальный ветер – опрокинуть аэростат или унести его. Понадобилось одиннадцать недель обучения, чтобы стать оператором аэростата. Дайана помнит, как стояла босиком и в одном комбинезоне, заделывая внутренние разрывы в нейлоновой оболочке аэростата токсичным клеем: внутри разрешали пробыть всего тридцать минут, а потом еще двадцать полагалось дышать свежим воздухом. Когда ее время истекло, ее понадобилось вытаскивать за руки, как современного Иону. В другой раз ей пришлось сражаться со сдувшимся аэростатом по колено в грязи, посреди Уэмбли-Коммон, распутывать скользкие стальные тросы изрезанными посиневшими пальцами. Дайана в классе, торопливо записывающая, как нагружать сращенные тросы или вычислить высоту подъема аэростата. Дайана пробует себя в роли «птички в золоченой клетке», орудует рычагами лебедки, одновременно смотрит, как разматываются тросы, и выкрикивает: «Линия подачи, тридцать футов», «Натяжение, четыре центнера», «Нет слабины на барабане», «Пуск лебедки» или «Изменить натяжение» – вспыльчивому инструктору. Она справилась и выдержала все.

Дайана снимает иглу с пластинки, укладывает ее обратно в конверт, мгновения задумчивости окончены. Встает, отряхивает пыль с юбки. Надо спуститься и перебрать почту, посмотреть, не прислали ли из Хауэллса результаты экзаменов Грейс. Даже если стипендия ей не достанется, надо подарить ей что-нибудь красивое по такому случаю. И отвлечься от своих мыслей хотя бы на то время, которое понадобится для покупки симпатичного ювелирного гарнитура или платья из тафты.

Ей пришлось сводить Грейс на процедуру опознания. Мать и дочь, в центральном полицейском участке. Обе считали, что мельком видели в дверях мужчину, но не могли сойтись во мнении, как он выглядел – в шляпе или с непокрытой головой? В пальто или без? Как сомалиец или как выходец из Западной Африки? Было бы даже забавно, не будь это так ужасно. Дайана думала, что перед ними поставят в ряд несколько мужчин, но вместо этого их попросили подождать в темном коридоре, по которому навстречу им повели главного подозреваемого. Под большой лампой, из-за которой он только слепо моргал, не видя их, худое лицо подозреваемого выглядело зловеще, озаренное безжалостным желтым светом. Грейс терлась щекой о руку Дайаны и смотрела во все глаза. Это не он, дружно решили они, не это лицо они видели в дверях.

Кажется, детектива Пауэлла они разочаровали: он проводил их на улицу с просьбой как следует подумать о том, что они на самом деле помнят.

Однажды ночью, примерно через неделю после случившегося ей вдруг пришло в голову, что, может, и вправду их семья проклята. Ее мать долгие годы время от времени твердила это, но Дайана раздраженно отметала ее предположение. В современном мире нет места проклятиям или везению – по крайней мере, так она считала. А теперь вдруг уловила странный оттенок утешения в мысли о том, что вся эта боль им неподвластна, она находится за пределами сферы молитв, интеллекта или справедливости. Ведь упоминаются же проклятия в Библии, верно? Бог проклинал, пророки проклинали, ангелы проклинали. Столько всяких бед: сиротское детство ее матери, два развода, больные легкие их отца, искривленная спина Вайолет, смерть Бена, не успевшего даже увидеть свое дитя, убийство Вайолет, пока ее родные ужинали. Проклятие с истоками и причиной настолько туманными, что его никогда не снять, и это объяснение выглядит правдоподобнее любого другого. Мужчины думали, что у них есть Бог, что они особенные – потому что могут слышать его, молить его, петь для него, пользоваться властью его имени, – и к чему это их привело? Они силятся объяснить необъяснимое, а кинохроники ничего не скрывают, даже как падают и ломаются последние евреи Европы, пока бульдозеры зарывают их в братские могилы. Проклятие, поняли женщины. Незримая, но и неизгладимая метка, теперь и Дайана понимает это. Лицо знакомой, сообщающей о своей беременности, толпа на церковном крыльце, ждущая выхода новобрачных, юная романтичная парочка, милующаяся на скамейке в парке – она уже не делит с ними эту радость. Она ловит себя на мысли, что желает им всем зла – выкидыша, измены, ужасных открытий, а затем, застыдившись, отворачивается. Отбросить эти жестокие мысли она в состоянии, но не в силах представить себе, как весь свой век будет кивать и улыбаться, пока чужая жизнь проходит мимо нее и все хорошее падает к другим людям прямо в руки, где и остается.