Читаем Люди удачи полностью

«И впрямь моя честь нелепа», – думает Дайана, удивляясь, как мог Марвелл воспринимать умершую женщину всего лишь как упущенную возможность достичь своей цели. Но здесь есть и доля истины: когда к ней в последний раз прикасался мужчина? Если не считать рукопожатий и кратких объятий в знак утешения? Когда-то она была страстной и свободной. А какая теперь – пугливая? Фригидная? Оставившая все в прошлом? Все эти определения кажутся неточными. Ее душа все еще жаждет человеческих прикосновений, тепла и объятий, но теперь на это нет ни времени, ни даже места. «Будь целый век у нас с тобой», – вспоминает она начало того же стиха: тогда она не была бы женщиной, которая смотрит на нее из зеркала, женщиной, считавшей, что ей под силу переделать мир и изменить свое место в нем, но теперь ее глаза темны и смиренны. Мир конечен и неуступчив, как и время, говорят эти глаза.

Домовладелица миссис Притчард в столовой, возится со своей посудой сплошь в кроликах: расписными кружками и подставками под них, серебряными ложечками с кроличьими ушами, рюмками для яиц с кроликом Питером, а по салфеткам скачут вышитые зайцы и керамическая лань кормит свой выводок на крышке супницы. Этот не возбуждающий аппетита зверинец расставлен по всему столу.

– Доброе утро, дорогая.

– Доброе утро.

– Ко мне зайдет сын, вот я и подумала подать на стол побольше.

Стол и так ломится каждое утро; Дайана и еще одна квартирантка, секретарша, почти не притрагиваются к еде. Сегодня ей удается выпить чашку чая из чайника с зимним кроликом и съесть кусочек тоста.

– Поднимите вон ту крышку, милочка, и вы найдете славный кусочек копченой скумбрии. Выбирая скумбрию из Тенби, ошибиться невозможно.

Дайана кладет на свою тарелку жирную рыбешку, вовсе не собираясь есть ее.

Вчера ее сопровождал в суд инспектор Пауэлл. Он объяснил, что подсудимый с самого начала возглавлял список подозреваемых и что констебль, который раньше имел с ним дело, назвал его имя в ту же минуту, как услышал об убийстве. Теперь все пойдет быстро, отдел государственных обвинителей подошьет к делу многочисленные свидетельства против сомалийца, способный барристер представит их в суде. У Пауэлла дурная привычка говорить свысока и нависая над ней, так что его рослое внушительное тело и лицо симпатичной горгульи оказываются чересчур близко, но вместе с тем его, кажется, неподдельно тронула смерть Вайолет, и он твердит Дайане, что, если ей «хоть что-нибудь понадобится, обращайтесь в участок без стеснения», так что эти слова звучат почти убедительно.

В суд она отправилась вопреки всем доводам рассудка. Она боялась того, что с ней станет при новой встрече с этим человеком, – неизвестно, лишится ли она чувств или выкинет какую-нибудь нелепость. Сидя на галерее в дальнем ряду, она ждала, ждала и наконец набралась смелости, чтобы мельком взглянуть на него: худого, с виду безобидного молодого мужчину с зарождающейся лысиной на макушке, только и всего. Он то и дело поднимал голову, вглядывался в лица, и Дайана, заметив, куда он смотрит, увидела бледную девушку в синем костюме, сидящую с прямой спиной в первом ряду галереи. Женщина постарше, видимо ее мать, время от времени что-то шептала ей на ухо и несколько раз похлопала ее по узкой спине. Никто из этих людей знакомым Дайане не кажется, она не в состоянии сказать, бывали ли они в лавке или хотя бы на Бьют-стрит, – просто ничем не примечательные лица в толпе несчастливцев с остановившимся взглядом, принесенных прибоем в Кардифф, ведущих тихую жизнь благодаря поденной плате и перехваченным пайкам. Хозяин молочного бара Берлин приподнимает шляпу, встретившись взглядом с Дайаной, но она краснеет и отводит глаза, не в состоянии узнать хоть кого-нибудь в этой обстановке. Когда подсудимому, Маттану, выпадает шанс обратиться к судье, его непреклонность удивляет Дайану, как и оскорбленное самолюбие в голосе; по-английски он говорит звучно и отчетливо, не то что другие матросы, которые мямлят и едва могут связать два слова. Ей не по душе преувеличенные возгласы, шум и суета, пока его уводят, и вместе с тем ее не покидает ощущение, что страницу уже начали переворачивать и что конец этого этапа ее личных испытаний предсказуем заранее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Переведено. На реальных событиях

Люди удачи
Люди удачи

1952 год. Кардифф, район Тайгер-Бэй, пристанище сомалийских и вест-индских моряков, мальтийских дельцов и еврейских семей. Эти люди, само существование которых в чужой стране целиком зависит от удачи, оберегают ее, стараются приманить, холят и лелеют и вместе с тем в глубине души прекрасно понимают, что без своей удачи они бессильны.Махмут Маттан – муж, отец, мелкий аферист и рисковый малый. Он приятный собеседник, харизматичный мошенник и удачливый игрок. Он кто угодно, но только не убийца. Когда ночью жестоко убивают хозяйку местного магазина, Махмуд сразу же попадает под подозрение. Он не сильно беспокоится, ведь на своем веку повидал вещи и похуже, тем более теперь он находится в стране, где существует понятие закона и правосудия. Лишь когда с приближением даты суда его шансы на возвращение домой начинают таять, он понимает, что правды может быть недостаточно для спасения.

Надифа Мохамед

Современная русская и зарубежная проза
Случай из практики
Случай из практики

Длинный список Букеровской премии.Уморительный и очень британский роман-матрешка о безумном мире психиатрии 1960-х годов.«Я решила записывать все, что сейчас происходит, потому что мне кажется, что я подвергаю себя опасности», – пишет молодая женщина, расследующая самоубийство своей сестры. Придумав для себя альтер-эго харизматичной и психически нестабильной девушки по имени Ребекка Смитт, она записывается на прием к скандально известному психотерапевту Коллинзу Бретуэйту. Она подозревает, что именно Бретуэйт подтолкнул ее сестру к самоубийству, и начинает вести дневник, где фиксирует детали своего общения с психотерапевтом.Однако, столкнувшись с противоречивым, загадочным, а местами насквозь шарлатанским миром психиатрии 60-х годов, героиня начинает сильно сомневаться не только в ее методах, но и в собственном рассудке.

Грэм Макрей Барнет

Детективы
Говорят женщины
Говорят женщины

Основанная на реальных событиях история скандала в религиозной общине Боливии, ставшая основой голливудского фильма.Однажды вечером восемь меннонитских женщин собираются в сарае на секретную встречу.На протяжении двух лет к ним и еще сотне других девушек в их колонии по ночам являлись демоны, чтобы наказать за грехи. Но когда выясняется, что синяки, ссадины и следы насилия – дело рук не сатанинских сил, а живых мужчин из их же общины, женщины оказываются перед выбором: остаться жить в мире, за пределами которого им ничего не знакомо, или сбежать, чтобы спасти себя и своих дочерей?«Это совершенно новая проза, не похожая на романы, привычные читателю, не похожая на романы о насилии и не похожая на известные нам романы о насилии над женщинами.В основе сюжета лежат реальные события: массовые изнасилования, которым подвергались женщины меннонитской колонии Манитоба в Боливии с 2004 по 2009 год. Но чтобы рассказать о них, Тейвз прибегает к совершенно неожиданным приемам. Повествование ведет не женщина, а мужчина; повествование ведет мужчина, не принимавший участие в нападениях; повествование ведет мужчина, которого попросили об этом сами жертвы насилия.Повествование, которое ведет мужчина, показывает, как подвергшиеся насилию женщины отказываются играть роль жертв – наоборот, они сильны, они способны подчинить ситуацию своей воле и способны спасать и прощать тех, кто нуждается в их помощи». – Ольга Брейнингер, переводчик, писатель

Дон Нигро , Мириам Тэйвз

Биографии и Мемуары / Драматургия / Зарубежная драматургия / Истории из жизни / Документальное

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза