Люди в погонах

— Должен заметить вам, товарищ Фархетдинов, что вопрос этот может решить только командование. А здесь ведь, как видите, солдаты. Они люди подчиненные. Так что не стоит...

— Почему не стоит? — возразил оратор. — Командир решает, солдат выполняет; Попросим хорошо — хорошо выполнит. Мал-мала понимаем. — Он вытер ладонью раскрасневшееся лицо и громко произнес: — Всех приглашаем. Встречать будем. Большой плов сварим!

Солдаты весело зааплодировали.

«Ну и политинформацию придумали, — огорченно вздохнул полковник, покосившись на сидевшего в первом ряду Григоренко. — Какое легкомыслие. И я тоже хорош, дал согласие. Теперь этого Фархетдинова не остановишь». Он отвернул рукав кителя и показал пальцем на часы. Гость кивнул головой и вскоре закончил выступление.

— Будут вопросы, будем отвечать, — сказал он, покидая трибуну. Полковник хотел сделать вид, что не расслышал последних слов оратора, но тут над солдатскими головами поднялась чья-то рука.

— Что там такое? — спросил Жогин.

И все услышали голос Мирзояна:

— Разрешите, товарищ полковник, сказать, что все наши комсомольцы с большой охотой помогут колхозникам. Если, конечно, дозволит командование...

— Все ясно, — сказал Жогин, — Садитесь!

Кто-то еще поднял руку. Но полковник строго объяснил:

— У нас, товарищи, не собрание. Прений открывать не будем. К тому же время политинформации уже окончено. Командиры могут развести роты по местам.

Когда клуб опустел, Жогин повернулся к Фархетдинову и, чтобы не обострить с ним отношений, сказал с улыбкой:

— Значит, пловом привлечь хотите? А потом водочки предложите. Так, что ли?

— Совсем не так, — замотал головой председатель. — Хорошей дружбе зачем водка? Чай пить будем. Потом плясать пойдем. Присылай плясунов хороших.

— Да что у нас, театр? — удивился Жогин. — Мы не артистов готовим, а солдат.

— Все понимаем. Отличный солдат, отличный плясун. Самодеятельность смотреть надо.

— Ах, вон вы о чем, — догадался Жогин. — Ну, прошу извинить, товарищ Фархетдинов, — тороплюсь на занятия. — Он сухо попрощался с гостем и ушел.

4

В комнате Нечаева уже второй час шло заседание партбюро. От духоты и споров лица у всех были возбужденные, красные. Степшин посмотрел на часы, сказал неуверенно:

— Покурить бы, товарищи?

Ему никто не ответил. Нечаев, оглядев присутствующих, спросил:

— Кто еще говорить хочет?

— Пусть сам Крайнов скажет, — предложил Мельников. — Я лично не удовлетворен его выступлением. Нет в нем партийности, чувствуется стремление уйти от важного вопроса. А мы уйти не можем.

Крайнов сидел возле стенки, облокотившись на спинку стула. Вид у наго был хмурый и немного надменный. Слов Мельникова он будто не слышал и продолжал молчать.

— Будете выступать? — спросил его Нечаев, поблескивая быстрыми зеленоватыми глазами.

— Я не понимаю, — обиженно сказал Крайнов, — это обсуждение вопроса или допрос обвиняемого?

— Требование коммунистов, — ответил секретарь.

С минуту длилось молчание. Видя, что взоры всех присутствующих обращены к нему, Крайнов, не вставая с места, глухо произнес:

— Я уже оказал, что всех подробностей относительно прошлых нарушений Груздева не помню. Да и стоит ли о них вести разговор? С ефрейтором я беседовал, внушал ему. Не наказал потому, что раньше дисциплина у него была отличной. Это всем известно.

— Ладно, — согласился Нечаев. — Допустим, что в первом случае вы поступили так. Ну, а во втором?

— Я говорю вообще.

— Позвольте, но ведь случаи произошли в разное время. К тому же вторично Груздев отсутствовал почти целые сутки. Верно?

— Не помню. Да теперь это и не имеет значения.

Мельников возмутился:

— Как же не имеет? Человек-то на гауптвахту попал.

Крайнов промолчал, поглядывая куда-то вниз.

— Плохая у вас память, — продолжал Мельников. — Может, о последнем происшествии хоть откровенно расскажете? Почему о девушке не доложили?

— Как же я мог доложить о том, чего не знаю?

Мельников посмотрел Крайнову прямо в глаза:

— Напрасно вы нас наивными считаете. Если Груздева будем судить, вам тоже не поздоровится.

Опять воцарилось молчание. Степшин не вытерпел, поднялся и прошел к двери.

— Я все-таки покурю, — сказал он, разминая в пальцах папиросу.

Мельников подумал: «Волнуется человек».

Григоренко все это время сидел молча. Он только медленно поворачивался то в одну, то в другую сторону, внимательно всматриваясь в лица выступающих. Когда почти все высказались, а поведение Крайнова осталось неизменным, он вдруг вскинул голову и попросил слова:

— По-моему, всем ясно, — заговорил он мягким негромким баском, — ясно, что падение Груздева произошло из-за нетребовательности коммуниста Крайнова. Крайнов скрыл происшествие и тем самым открыл путь к новому проступку. Именно такие выводы, мне кажется, и должно сделать бюро.

— Я не согласен, — повысил голос Крайнов. — Это неправильно. К тому же бюро не может, не имеет права...

— Что ж, — сказал Григоренко, не теряя спокойствия. — Обсудим ваше поведение на бюро полковой парторганизации. А если нужно будет, поставим вопрос перед партийной комиссией.

Крайнов снова хотел возразить, но только махнул рукой и еще больше нахмурился.