В темном овале тоннеля блеснула крупная желтая звезда. Она быстро разгоралась и увеличивалась. Казалось, что из глубинных вод стремительно всплывала огромная рыба со светящимся глазом. Зеленый поезд подошел к платформе. Поток пассажиров почти внес Наташу в вагон. Какой-то молодой человек уступил ей свое место на мягком кожаном диване. Она поблагодарила его и села, развернув газету. Ее взгляд пробежал по крупному заголовку «Новые предложения Советского правительства о разоружении и запрещении атомного оружия». Прочитала и размечталась: «Когда ж наконец наступит это счастье? Как замечательно жить и не думать о бомбах, убийствах. Тогда и Сережа снял бы свой офицерский мундир...» Она закрыла глаза и улыбнулась, представив Сережу в свободном штатском костюме...
Осталась позади еще одна остановка. И вот уже замелькали коричневые своды со строгой надписью «Красные ворота». Наташа пробралась к выходу. Бесшумный эскалатор быстро поднял ее вверх, и она снова оказалась на улице, охваченная холодным зимним воздухом. Спрятав лицо в пушистый мех воротника, Наташа заторопилась к институту.
Серое трехэтажное здание с вывеской «Институт санитарного просвещения» она отыскала без особого труда. Зашла, сдала пожилому гардеробщику шубку и, немного задержавшись перед зеркалом, побежала на второй этаж. В этом здании ей никогда раньше не приходилось бывать, и потому она внимательно читала надписи на дверях кабинетов и залов.
До начала конференции сельских врачей оставалось двадцать минут. Делегаты еще не заходили в зал, а медленно прогуливались по широкому коридору, осматривая экспонаты выставки, сидели на диванах и стульях. Наташа тоже села в синее бархатное кресло под высокой пальмой и развернула свою газету. Неподалеку от нее громко разговаривали двое пожилых мужчин: один худощавый, с рыжей бородкой, другой — полный, с раздвоенным подбородком.
— Нет, вы подумайте только, — возмущался худощавый. — И отвергать наши предложения о разоружении не решаются открыто, и не принимают. Как же понимать?
— Империалисты... — многозначительно произнес другой, медленно покачиваясь на стуле. — Вы же читали про историю с иностранным самолетом. История довольно прозрачная.
— Помилуйте, но они же понимают, что при нынешних средствах война — это безумие, самоубийство. Наше правительство достаточно ясно все это излагает в предложениях.
— Да, нам с вами ясно.
— А у них что, не такие головы?
— Выходит, не такие.
— Ну нет, я убежден, что благоразумие возьмет верх.
Наташа вздохнула и вышла в коридор.
Навстречу попался профессор Федотов. Здесь, среди множества рослых людей, он показался Наташе совсем маленьким, вроде школьника с портфелем в руках. Блеснув стеклышками пенсне, профессор заговорил торопливо и громко:
— А, Наталья Мироновна, здрасьте. Ну, просвещайтесь. Да, вот что. — Он поднял вверх указательный палец. — Во второй половине дня на секциях будут выступать с докладами доценты Смирнов и Дегтярев. Послушайте, голуба. Непременно послушайте.
— Спасибо, Юрий Максимович, — сказала Наташа, тронутая вниманием профессора. А он помолчал, подумал о чем-то и снова поднял палец:
— Вот, вот! Смирнов и Дегтярев — знаменитые терапевты, голуба. Для вас очень полезно, да, да, не пропустите.
Федотов перебросил портфель из одной руки в другую и торопливо зашагал дальше по коридору. Наташа смотрела ему вслед и думала: «Как он внимателен ко мне, даже неловко перед врачами». Ей вспомнились первые дни работы в больнице. Он зашел тогда в кабинет и, скорее, не пригласил, а приказал: «Извольте сегодня остаться на мою лекцию об операциях на сердце». Потом приглашал ее присутствовать на своих операциях, на лекции других профессоров. А вчера даже заставил смутиться. В конце приема принес гостевой билет на конференцию сельских врачей и сказал при всех работниках терапевтического отделения: «Вот вам путевка, Наталья Мироновна. Гостевой билет на конференцию. Извольте с утра явиться». Наташа спросила: «А как же с больными? У меня ведь...» Он ответил: «Знаю, уже распорядился, чтобы вас заменили».
Доры Петровны при этом разговоре не было. Появилась эта толстуха после ухода профессора из кабинета. «Вы уже знаете? — спросила она Наташу с холодком. — Ну вот, идите». Больше до конца работы не проронила ни слова. «Ну и пусть поволнуется. — подумала Наташа, — может, немного похудеет. Это ей полезно». А еще она подумала о том, как хорошо жить и работать в Москве, быть рядом со знаменитыми учеными, быстро узнавать о всех новых достижениях медицины. Ведь об этом мечтала она и в институте, и на полуострове Дальнем. «Только Сережа не хочет понять такой простой истины», — сказала себе Наташа.
Послышался продолжительный звонок. Все направились к дверям конференц-зала.
Через три дня после конференции сельских врачей Наташа получила пропуск в Кремль. Вручала Дора Петровна. Никогда еще Наташа не видела ее такой сияющей.