— Правильно, обмороженных не должно быть. А главное, чтобы люди чувствовали высокую ответственность и не допускали упрощений в действиях. Бой надо провести напряженно. Тут многое будет зависеть от противной стороны. Сумеет ли она организовать активное сопротивление?
— Буянов вроде старается, — ответил Нечаев. — Я был у него на занятиях.
— Я тоже был, — сказал Мельников. Самостоятельности в действиях солдат маловато. А в лесу надо уметь воевать и в одиночку. Согласны?
— Безусловно.
— Вот и давайте поможем Буянову. — Комбат внимательно посмотрел в лицо собеседника. — Поговорите с его людьми, разъясните им задачу. Комсомольцев соберите. Чем глубже осознает личный состав задачу, тем лучше.
Комбат рассказал секретарю о других трудностях, которые могут встретиться в лесу, о том, как их лучше преодолевать, чтобы не задерживать движения. Затем он откинулся на спинку стула, медленно пригладил густые завитки волос и заговорил о другом:
— О Степшине хочу спросить. Вы что-нибудь замечаете?
Нечаев задумался, потер пальцами лоб, ответил, не скрывая беспокойства:
— Давно замечаю, товарищ подполковник. С женой у него конфликт назревает. Пытался я с ним беседовать. Не хочет. Тут бы вам самому поговорить.
— Пока тоже не сумел, — вздохнул Мельников. — А положение него, кажется, серьезное.
Они посидели с минуту молча. Комбат поцарапал ногтем край стола и сказал решительно:
— Помочь ему надо.
Под конец беседы Мельников поднялся со стула, подошел вплотную к Нечаеву.
— Еще вот что скажу вам. Смелее включайтесь в работу. Без замполита нам, видно, долго жить придется.
Лицо Нечаева сделалось напряженным, сосредоточенным.
— Что касается батареи, — заметил комбат, — пусть больше вникает в дела командир первого взвода. Он человек расторопный, справится.
Утром, едва Мельников появился в узком коридоре штаба, дежурный офицер сообщил:
— Вас вызывает командир полка.
Не заходя в свою комнату, подполковник отправился к Жогину. По дороге раздумывал: «Зачем я понадобился так срочно? Может, комиссия какая? А может, учения?». Но вызывал его Жогин совсем по другой причине. Только Мельников открыл дверь, на него сразу обрушился раздраженный бас:
— Вы кого готовите, подполковник, солдат или благородных девиц? Партизанщина у вас в батальоне, порядка никакого!
Мельников смотрел на Жогина и не понимал, о чем идет речь. А тот продолжал:
— Где, в каком уставе позволено нарушать установленный командиром порядок? Я спрашиваю вас, где?
Мельникову не терпелось узнать, какое нарушение имеет в виду полковник. Однако он предпочел не торопиться с вопросами.
— Вы знаете, что в моем полку никогда не было подобных представлений? — несколько понизив голос, спросил Жогин и сам же ответил: — Да, не было. А тут — извольте радоваться. После отбоя в учебном классе горит свет, солдат не спит, великие проблемы решает. Очень красиво!..
Догадавшись, наконец, о чем говорит командир полка, Мельников объяснил:
— Это я разрешил Зозуле лечь спать на два часа позже, товарищ полковник.
— Почему? Для вас что, устава, дисциплины не существует?
— Такой случай. Опыт надо было закончить.
— Что-о? — брови у Жогина прыгнули вверх. — Да как вы можете допускать такие вопиющие вольности? — Он взял со стола гибкую металлическую линейку и ударил ею по блестящему сапогу. — Я требую порядка, подполковник. Не позволю разлагать дисциплину. Предупреждаю. Поняли? Если подобное повторится, пеняйте на себя. Да! — вспомнил вдруг Жогин. — Хочу задать еще вопрос: зачем других толкаете на преступление? У Сокольского фотоаппарат взяли?
— Я попросил, товарищ полковник. Аппарат нужен Зозуле для опытов.
— Какие опыты! — Он подошел к двери, приоткрыл ее в крикнул: — Дежурный, позовите начальника штаба!
В кабинет вошел Шатров, вытянулся, четко щелкнул каблуками. Жогин спросил:
— Вы комиссию по этой самой инвентаризации составили?
— Так точно.
— Включите в нее Сокольского. И загрузите так, чтобы работал.
— Слушаюсь. — Шатров снова щелкнул каблуками.
После его ухода Жогин долго молчал, расхаживая от стола до окна и обратно. Дышал тяжело, словно только что оторвался от трудной работы. Остановившись у стола, он вытащил из ящика большой конверт и, повертев его в руках, сказал:
— Вот еще новость. Берите, разбирайтесь!
Мельников вынул из конверта бумагу, прочитал. Начальник Академии имени Фрунзе просил командование воздействовать на слушателя заочного отделения майора Степшина, который не выполнил ряд заданий.
— Видите, что творится у вас в батальоне? — блеснул глазами Жогин. — Там, где нет дисциплины, всего ожидать можно. Это я знаю по опыту. Наводите, подполковник, порядок. — Он помолчал, потом добавил: — Рукописями своими занимаетесь, а службу запускаете. Я не допущу этого, запомните.
По дороге в батальон Мельников думал: «Странно — моя рукопись! Как будто шью себе шинель недозволенного образца. Хотя бы поинтересовался человек, что это за рукопись, чему она посвящена? А то с маху: «Не допущу» — и все. Конечно, тормозов наставить он может, если даже историю со Степшиным на меня повесил. Что ж, буду помнить».