Люди в погонах

Он был в хорошем настроении. Его радовало, что наступление принимало все более напряженный характер, что люди, правильно понявшие задачу, старались действовать, как в настоящем бою.

В лесу снег был густо изрезан лыжами. Спадающий с деревьев иней ложился на лыжные следы тонким серебристым слоем, слепил глаза ярким блеском. Плохо накатанная дорога местами заводила «газик» в сугробы, и он замедлял ход. Кое-где комбату и его спутникам приходилось вылезать из кузова и помогать машине преодолевать снежные наносы.

* * *

Григоренко сидел в яме возле двух низкорослых дубков и напряженно смотрел в сторону леса. Мороз пробирал его сквозь шубу и валенки. Двигая локтями, он согревал себя немного и укрощал тем самым неприятный озноб. Нестерпимо хотелось курить. Казалось, не может быть ничего более приятного на свете, чем затянуться на холоде крепким дымком. Но этого делать не полагалось. Волки могли учуять запах табака и уйти в сторону. Правда, охотники расположились у Барсучьих урочищ с таким расчетом, чтобы не оставлять зверю свободного прохода. Однако всякий опытный охотник понимает, что перехитрить волка — нелегкое дело.

Григоренко изредка приподнимал голову и посматривал влево, стараясь увидеть рыжую лисью шапку засевшего неподалеку Фархетдинова, но не замечал ее.

Далеко, далеко послышались выстрелы. Григоренко насторожился: «Значит, пошли. Теперь уж недолго ждать».

Подул ветерок. Над ямой что-то зашуршало. Григоренко вздрогнул и поднял голову. Шуршали два сжатых морозом листка, уцелевшие на одном из дубков.

— Фу ты, черт! — прошептал Григоренко, сожалея, что не обнаружил их раньше, затемно. Тогда можно было от них избавиться. А теперь, поздно.

Выстрелы приближались. Поудобнее положив перед собой ружье, Григоренко пошевелил озябшими пальцами, оторвал от усов льдинки, стряхнул с ресниц иней. Мороз, казалось, усиливался, пощипывал нос и щеки.

Вдруг далеко на опушке что-то мелькнуло. Григоренко хотел присмотреться, но глаза неожиданно заслезились. Он зажмурился, потер лицо о рукав шубы. А когда поднял голову, ясно увидел рослого поджарого волка, неторопливо бегущего от куста к кусту.

В тот момент, когда Григоренко прицелился, зверь, словно почуяв что-то, остановился, одновременно с выстрелом сделал рывок в сторону и упал за холмиком.

Минутой позже хлопнул выстрел справа, потом — слева. Блеснул, наконец, огонь в том месте, где Григоренко старался заметить рыжую шапку Фархетдинова. «Ну вот и председатель, кажется, срезал одного», — подумал замполит и вдруг увидел припадающего на заднюю ногу длинного старого волка с ободранным боком. Было ясно: его ранил Фархетдинов. Боясь, что зверь может уйти к лесу, Григоренко выстрелил вдогонку. Волк полежал немного, припав к снегу, затем поднялся и поковылял к кустам, оставляя позади себя яркие крапины.

— Ах, сволочь! — выругался Григоренко и еще раз выстрелил. Волк продолжал уходить, волоча подбитую ногу.

— Да что ты, железный?!

Опять грохнул выстрел. Серый вытянулся на снегу и больше не вставал.

Лес все больше наполнялся треском карабинов, шумом деревянных трещоток. Чем ближе к опушке подходили цепи солдат, тем чаще хлопали из охотничьих засад ружейные выстрелы.

Но вот подразделения, не выходя из лесу, вдруг разделились на две группы и растеклись влево и вправо. Образовались два больших крыла, которые устремились в обход ближнего населенного пункта. Григоренко не видел этого маневра: все происходило в лесу, далеко от охотничьих засад. Но замполит понимал ход «боя» по его шуму и мысленно одобрял точные действия солдат и командиров. Ему было приятно сознавать и то, что руководил этим наступлением не кто иной, как Мельников, к которому замполит уже давно питал теплые чувства.

Когда шум в лесу затих, охотники вышли из своих укрытий. Григоренко заторопился к первому убитому им волку. Интересно было увидеть, куда он загнал ему заряд, от которого серый упал как подкошенный. Разжигаемый любопытством, подполковник уже намеревался перевернуть волка на спину, как тот вскочил и, разбрызгивая по снегу кровь, бросился на человека. Григоренко успел лишь схватить ружье и сунуть его в пасть, разъяренному зверю. Отпрянув назад, серый присел, готовясь к новому прыжку. Григоренко размахнулся и ударил его прикладом по голове. Волк бешено перевернулся и готов был снова броситься на охотника. Но тут выстрелил ему в бок подоспевший Фархетдинов. Зверь упал, оскалив крупные с желтинкой зубы.

— Хитер, — сказал Григоренко, вытирая вспотевшее лицо. — Много видел волков, но такого встречать не приходилось.

— И я не встречал, — удивленно развел руками Фархетдинов. — Раненый кабан, тот залегает, а волк всегда бежит, пока есть силы, и уж если упадет, то все кончено, больше не поднимется.

— Верно, — согласился Григоренко, не отрывая взгляда от серого. — Этот, видно, особый, кабаньей выучки.

* * *