Тюркские народности Поволжья и Урала по принятии ислама организовали свое Духовное управление с должностями муфтия, казыев, мулл и муэззинов. Такая форма организации Духовного управления существовала до покорения их Иваном Грозным. Русские цари, нетерпимо относившиеся ко всем нехристианским религиям, совершенно уничтожили Духовное управление и разрушили молитвенные дома… Несмотря на такое притеснение и угнетение, мусульмане Поволжья и Приуралья полностью сохранили свою религию и свою духовную организацию, хотя и в нелегальной, подпольной форме[330]
.В приведенном фрагменте содержится несколько важных идей.
1. Институт муфтията был известен мусульманам Поволжья и Урала задолго до русского господства, и, следовательно, Духовное собрание в Уфе не является продуктом имперской конфессиональной политики.
2. Муфтият продолжил свое существование после падения Казанского ханства в «подпольной форме», то есть выступал как оппозиционная по отношению к монархическому строю сила.
Такая интерпретация руководством ЦДУМ истории духовного управления является результатом продуманной стратегии в отношениях с высшим органом государственной власти в советской России – Президиумом ВЦИК. Перед автором Записки (возможно, это был коллективный автор) стояла задача: убедить советских чиновников «разрешить детям школьного возраста менее 18 лет обучаться группами в мектебах, мечетях и общегражданских школьных зданиях во внеурочное время мусульманской религии»[331]
. Кроме того, необходимо было оградить Духовное управление от притеснений со стороны органов власти на местах (прежде всего руководства Башкирской АССР, в столице которой находилась резиденция ЦДУМ).Автор Записки указывает на то, что институт муфтията не имеет никакого отношения к административным учреждениям царского режима, а возник еще в Волжской Булгарии (X–XIII вв.)[332]
. Само это государство не упоминается, но фраза «по принятии ислама организовали свое Духовное управление» отсылает к указанному периоду.Приводимая в записке легенда о том, что институт муфтията был создан именно в Волжской Булгарии, а не позднее (в Золотой Орде или Казанском ханстве), имеет свое объяснение. Записка была составлена в 1923 г., когда Золотая Орда и Казанское ханство рассматривались, в соответствии с традициями дореволюционной исторической науки, как враждебные по отношению к Московской Руси феодальные государства[333]
. В то же время отношение к Волжской Булгарии российских, а затем советских историков в начале 1920‐х гг. было скорее нейтральным, чем враждебным.Таким образом, тот, кто составлял Записку или консультировал ее автора (или авторов), хорошо представлял себе адресата этого документа – представителей новой власти, говоривших на языке классовой борьбы. Именно поэтому мусульманское духовенство в Записке представлено как угнетенная группа при царском режиме, а муфтият – как национальный институт, отстаивавший интересы народных масс и боровшийся с шовинистической политикой русификации, проводимой царскими чиновниками:
Русское правительство, ведя обрусительную политику [среди] инородцев России, постоянно наталкивалось на противодействие мусульманского духовенства и, естественно, притесняло его всеми мерами. Единственной опорой мусульманского духовенства была народная масса: духовенство, тесно сплотившись с народом, обучало его религии, грамоте и всегда утешало его в трудные дни. Оно ставится самим народом. Все мусульманские служители всегда выбирались верующими и были ответственными перед ними. Они определенного жалования не получают. За исполнение же духовных обрядов население дает им в строго добровольном порядке, кто сколько может. Сельское духовенство занимается обычным крестьянским хозяйством[334]
.