«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

Предложения Череванского вновь прозвучали в ходе работы Особого совещания по выработке мер для противодействия татарско-мусульманскому влиянию в Приволжском крае в 1910 г., но и тогда не дошло дело до его реализации. В дальнейшем в ходе работы Особого совещания по мусульманским делам при МВД в 1914 г. было признано целесообразным сохранить ОМДС в прежних территориальных границах[321].

Не готово оказалось правительство и к радикальному решению другого вопроса: об отмене принципа назначаемости муфтия. Без этого любые преобразования в системе управления религиозными делами мусульман имели бы половинчатый характер.

В 1915 г. назначение муфтием ОМДС Мухаммед-Сафы Баязитова, лидера консерваторов, выступавших за абсолютную монархию, положило конец дискуссии о реформировании института муфтията в среде мусульман[322]. Как и прежде, когда встал вопрос о новом муфтии, мусульмане ожидали, что на эту должность будет назначен тот, чьи личные качества, политические взгляды и уровень образования будут соответствовать их ожиданиям. Баязитов, в отличие от своих предшественников Тевкелева и Султанова, имел религиозное образование. Однако его политические взгляды не устраивали ни мусульманских либералов, ни часть ‘улама’. Они считали нового муфтия реакционной фигурой из‐за его участия в создании в 1914 г. партии «Сират аль-Мустаким» («Прямой путь») и связей с правомонархическими кругами[323].

К 1915 г. устав «Сират аль-Мустаким» так и не был утвержден властями, и вопрос о создании консервативной мусульманской партии больше не поднимался. Это было связано со следующими факторами. Во-первых, избрание Баязитова муфтием сделало нецелесообразным существование партии. Во-вторых, сами консерваторы во главе с Баязитовым предпочитали консолидироваться вокруг Духовного собрания как общенационального института, а не на базе маленькой политической партии[324]. Целью Баязитова было создание организации, противостоящей либерально и радикально настроенным мусульманам. В свою очередь, после его назначения муфтием политические лидеры мусульман больше не рассматривали ОМДС как центр, вокруг которого они могли объединиться для защиты интересов мусульманского населения империи. Предпочтение было отдано светской национальной организации, не связанной с ОМДС[325]. Муфтий и Духовное собрание перестали играть какую-либо существенную роль в обсуждении и решении насущных проблем мусульманской уммы в стране. Муфтият перестал быть главным национальным институтом для татар[326].

Нарративы о происхождении муфтията в среде волго-уральских татар

Как видно из предыдущих параграфов, со временем институт муфтията, к которому изначально враждебно относился ряд мусульманских религиозных деятелей, стал восприниматься как исконно национальный институт если не всеми тюрками-мусульманами, то по крайней мере теми из них, кто жил в Волго-Уральском регионе. Это нашло отражение в нарративах, относящихся к XX в. и являющихся частью так называемого исламского дискурса[327].

Одним из ключевых элементов нарратива о Духовном собрании как исконно национальном институте татар Волго-Уральского региона является легенда о том, что муфтият существовал задолго до XVIII в.

Так, в частности, в сочинении «Таварих-е булгария» («Булгарские хроники»), созданном в XIX в., автор – татарский историк Хусаин Амирханов – пишет о том, что должность муфтия была известна еще в Казанском ханстве[328]. Однако такое мнение могло сложиться в результате неправильного понимания термина «муфтий», который вошел в употребление среди мусульман Волго-Уральского региона в более позднюю эпоху (конец XVIII в.). Иными словами, Амирханов мог называть муфтиями религиозных деятелей, у которых на самом деле были другие титулы и иные функции. К сожалению, не все материалы, которые могли бы пролить свет на историю религиозной жизни Казанского ханства, введены в оборот, а имеющаяся у нас скудная информация позволяет говорить лишь о том месте, которое ‘улама’ занимали в системе государственного управления.

Насколько мне известно, одно из первых упоминаний легенды о существовании муфтията у татар до 1788 г. в текстах, написанных мусульманами, относится к раннему советскому периоду, а именно к докладной записке (далее – Записка) муфтия Ризаэтдина Фахретдина, направленной в Президиум Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК)[329] от имени Центрального духовного управления мусульман внутренней России и Сибири (ЦДУМ):