«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

В том же 1867 г. в ДДДИИ поступил на рассмотрение от имени муфтия Салимгарея Тевкелева проект устава ОМДС, подготовленный при участии заседателей и служащих Духовного собрания. Этот документ имел компромиссный характер и учитывал известную практику в сфере отношений органов государственной власти и Духовного собрания. Так, например, отмечая, что избрание муфтия коллегией выборщиков от мусульман больше отвечает потребностям времени, Тевкелев вместе с тем оставил в проекте устава ОМДС механизм назначения муфтия императорским указом по представлению МВ[287] Д. Сохранялся в проекте устава и механизм утверждения кадиев в ДДДИИ. Однако при этом предлагалось расширить круг лиц, из числа которых можно было выбирать заседателей ОМДС, то есть не ограничиваться только татарами Казанской губернии, а включить в него и представителей других регионов России[288].

В проекте уделялось большое внимание интеграции ОМДС в систему органов власти в империи. Одним из наиболее радикальных было предложение закрепить за представителями высшего слоя мусульманского духовенства классные чины согласно Табели о рангах. Так, для муфтия предлагалось установить IV классный чин (действительный статский советник) с жалованием 4000 рублей в год. Должностям помощника муфтия и заседателей должны были соответствовать V (статский советник) и VII (надворный советник) классные чины соответственно[289].

Не осталось без внимания в проекте Тевкелева и среднее звено мусульманского духовенства. Предлагалось усилить его за счет введения должности окружного ахуна с функцией контроля за деятельностью мечетей и конфессиональных школ. Окружной ахун должен был избираться из числа наиболее авторитетных и компетентных духовных лиц на местах и по представлению муфтия утверждаться местным губернатором. Окружные ахуны, а также имамы соборных мечетей могли претендовать на звание почетного ахуна[290].

Предлагая усилить (а фактически сформировать заново) среднее звено мусульманского духовенства, Тевкелев тем самым выступал за централизацию управления в структуре ОМДС. Муфтий был противником предоставления большей автономии мусульманским общинам на местах и стремился поставить их под больший контроль ОМДС. В проекте устава были подробно прописаны обязанности примечетных служителей культа (приходского духовенства).

Проект Тевкелева был направлен «на трансформацию правительственного учреждения – ОМДС – в легитимный, выбранный мусульманским сообществом, религиозный орган, что превратило бы его в высший орган религиозно-культурной автономии мусульманских народов внутренних губерний»[291]. Власти империи не были готовы допустить усиление и централизацию ОМДС, и проект Тевкелева так и не послужил основой для реформирования института муфтията как при жизни муфтия, так и при его преемниках.

После смерти Тевкелева в 1885 г. в правительственных кругах обсуждался вопрос о новом муфтии. Речь шла о конкретных кандидатурах, а не о реформировании самого института муфтията. Революция 1905–1907 гг., джадидистское движение[292] и рост национального самосознания российских мусульман вывели дискуссию о преобразованиях в ОМДС на новый уровень.

Проекты реформ ОМДС после 1905 года

17 (30) апреля 1905 г. был опубликован именной указ императора Николая II «Об укреплении начал веротерпимости», включавший семнадцать пунктов. Наиболее важными были первые три, существенно менявшие отношение государства к иноверческим и инославным конфессиям: свобода выбора веры в рамках христианских исповеданий (п. 1); право супругов, переходящих из одного христианского исповедания в другое, определять религиозную принадлежность своих детей, не достигших четырнадцатилетнего возраста (п. 2); право перехода православных в нехристианскую веру, если до присоединения к православию они сами или их предки исповедовали ее (п. 3)[293].

С принятием указа 17 апреля 1905 г. в Российской империи была установлена ограниченная свобода вероисповедания, которую можно определить как свободу выбора религии и свободу отправления религиозных обрядов[294]. Поначалу указ был встречен мусульманами с энтузиазмом, однако вскоре они начали сталкиваться с правоприменительной практикой, и оказалось, что реализовать его положения в повседневной жизни не так просто.

Реакция Синодальной церкви была прямо противоположной. Точку зрения многих иерархов выразил епископ Полтавский и Переяславский Иоанн (Смирнов). Он полагал, что указ 17 апреля 1905 г. даровал «полную самостоятельность для всех общин инославных и иноверцев, предоставив им устраивать свою внутреннюю жизнь с наибольшим для себя удобством. Православная церковь в сем отношении теперь находится в менее благоприятных условиях, т. к. она лишена… покровительства от государства и в то же время не получила от него для себя полной свободы»[295].