«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

Некоторые мусульманские религиозные деятели также отрицательно отнеслись к институту муфтията. Однако к середине XIX в. мусульмане империи пришли к пониманию, что это учреждение является тем инструментом, с помощью которого они могли бы представлять и защищать свои интересы перед государством. Через сто лет после создания Духовного собрания татары стали рассматривать его как институт, охраняющий их национальную идентичность в православном государстве. В результате присвоения татарским населением империи института муфтията возникла легенда, что он был известен предкам татар задолго до падения Казани в 1552 г. В советское время эта точка зрения была распространена в 1920–1930‐е гг. В дальнейшем она модифицировалась, и в более поздних нарративах подчеркивались одни аспекты истории муфтията и затушевывались другие. Но неизменным сохранялся основной тезис: этот институт сыграл важную роль в деле сохранения духовной культуры татарского народа. Изменения в интерпретации истории муфтията стали во многом отражением тех процессов, которые происходили в системе советских духовных управлений мусульман.

Эта точка зрения противоречила взглядам ряда советских историков, религиоведов и публицистов (Л. Климовича, А. Аршаруни, Х. Габидуллина, Г. Ибрагимова и др.), рассматривавших муфтият как исключительно колониальное учреждение, навязанное мусульманам и служившее инструментом их порабощения и угнетения.

Усилению значения ОМДС как национального института для татар способствовали также и стремление имперских властей не допустить расширения влияния Духовного собрания за пределы татарских и башкирских общин, и кадровая политика муфтиев.

По мере укрепления ОМДС и изменения характера внутренней и внешней политики в стране менялось и отношение властей к муфтияту. С 1860‐х гг. Духовное собрание стало рассматриваться некоторыми чиновниками (в основном губернаторами, возглавлявшими регионы с мусульманским населением) как институт, который содействовал сплочению последователей ислама и усилению их влияния на проживающие рядом малые народы. Поэтому во второй половине XIX в. все чаще стали звучать мнения отдельных государственных деятелей, выступавших за ликвидацию ОМДС. Но позиция министерства внутренних дел сводилась к тому, чтобы сохранять ОМДС в качестве основного партнера властей в отношениях с мусульманскими подданными империи, но при этом ограничивать его влияние границами татарских и башкирских общин.

В результате во второй половине XIX в. в России сформировалась плюралистическая система управления религиозными делами мусульман, в рамках которой одни общины находились в юрисдикции муфтиятов, а другие – военной или гражданской администрации. Был окончательно завоеван Северный Кавказ и покорена Средняя Азия. В этих двух регионах отдельные муфтияты так и не были учреждены, хотя идея институализации мусульманского духовенства поддерживалась не только мусульманами, но и некоторыми чиновниками – по крайней мере, на Северном Кавказе[355]. Перед имперскими бюрократами стояла дилемма: с одной стороны государству необходимо было иметь подконтрольные туземные элиты в лице духовенства, с другой – власти не доверяли ‘улама’ и считали, что с мусульманской ученостью неразрывно связан фанатизм[356]. Оптимальным решением для многих чиновников виделось назначение на «духовные» должности не вполне образованных, но лояльных российскому государству людей.

В Туркестане муфтият не создавался, поскольку здесь преобладала модель вероисповедной политики, которая характеризуется в научной литературе как «игнорирование ислама»[357]. Предполагалось, что без поддержки со стороны государства любых институтов, связанных с исламом, мусульманская религия исчезнет сама по себе:

Исторический же опыт показывает, что система игнорирования магометанской веры и ее служителей способствовала постоянному упадку сплоченности народа, исповедующего ислам, и даже в некоторых случаях облегчала присоединение к христианству… Лишенный внимания государства, ислам постепенно теряет свое значение в жизни исповедующих его людей. Путем лишь полного его игнорирования возможно, по мнению высшей администрации края, надеяться на изменение уклада жизни вошедших в состав Империи мусульман[358].