Иными словами, государство в вопросе регулирования исламского сегмента религиозного рынка в отдельных регионах (Туркестане и ряде областей Закавказья, неподконтрольных Духовным правлениям в Тифлисе) придерживалось (пусть и не вполне последовательно и осознанно) принципа невмешательства – laissez-faire. Было невозможно появление крупной фирмы или фирм, но при этом действующими правилами ограничивалось число мелких участников рынка.
Проводя в жизнь политику «игнорирования ислама», имперские чиновники ошиблись в своем расчете. Произошло как раз обратное: именно в тех регионах, где не было муфтиятов до середины 1940‐х гг., ислам не только не исчез, но и сумел сохранить свое значение среди разных категорий населения вплоть до распада СССР.
Такое различие в моделях управления религиозными делами мусульман в империи можно объяснить следующим образом. В некоторых случаях государство считало издержки, связанные с созданием и поддержанием деятельности муфтията, приемлемыми, а в некоторых случаях – чрезмерными. Хорошим примером, иллюстрирующим этот тезис, является Северный Кавказ, который населен большим количеством разных народов, исповедовавших ислам. Учитывая, что не только у каждого народа, но зачастую даже у каждого села были свои
Тот факт, что Духовное собрание в Уфе стало восприниматься татарами Европейской России и Сибири как национальный институт, не означал, что у них больше не осталось к нему претензий. Критику вызвали, в частности, те люди, которые становились муфтиями. С 1865 по 1915 г. власти назначали на эту должность людей, не имевших религиозного образования и не вполне компетентных в вопросах шариата. Политические и религиозные лидеры татар и других тюркоязычных народов России постепенно пришли к пониманию того, что они сами должны выбирать муфтия. Добиться этого мусульманам удалось только после падения в стране монархии.
Глава II
Институт муфтията в Советской России (1917–1991)
Не жутко ли читать, что в твердом исповедании веры православный митрополит Сергий остался далеко позади мусульманского муфтия Риза Эдин Бек Фахредина? Большевики требовали, чтобы он подписал заявление, что мусульманская религия не подвергается преследованиям.
– Мне 75 лет, – отвечал старик, – я прожил их, не унижаясь до лжи.
В данной главе я рассматриваю эволюцию института муфтията в Советской России. Как и в предыдущей главе, в фокусе моего внимания находится бывшее Оренбургское магометанское духовное собрание (ОМДС) в Уфе. Это учреждение трижды меняло свое название с момента падения монархии в 1917 г. и до окончания советской эпохи в истории России. В 1917 г. на базе ОМДС было создано Диния назараты (букв. – министерство [по делам] религии) при правительстве Национально-культурной автономии мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири (Милли идаре). В 1920 г. Диния назараты было преобразовано в Центральное духовное управление мусульман внутренней России и Сибири (ЦДУМ). С 1948 по 1992 г. ЦДУМ было известно как Духовное управление мусульман европейской части СССР и Сибири (ДУМЕС)[360]
.Особое внимание я уделяю небольшому периоду в истории управления религиозными делами мусульман России (1917–1918), когда муфтият как русский государственный институт прекратил существование, а вместо него функционировал другой орган – Диния назараты.
Является ли созданное в 1920 г. ЦДУМ идеологическим преемником ОМДС или представляет собой совершенно новый институт, созданный на обломках старого муфтията? Ответ на этот вопрос важен для понимания идентичности современных российских муфтиятов, ведущих происхождение от дореволюционного Духовного собрания.