«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

Мусульмане России, татары Поволжья и Крыма, киргизы и сарты Сибири и Туркестана, турки и татары Закавказья, чеченцы и горцы Кавказа, все те, мечети и молельни которых разрушались, верования и обычаи которых попирались царями и угнетателями России! Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это. Знайте, что ваши права, как и права всех народов России, охраняются всей мощью революции и ее органов, Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов[405].

Обращает на себя внимание следующая формулировка в документе: безопасность национальных и культурных учреждений мусульманских народов гарантирована. Религиозные учреждения при этом не упоминаются.

В том же декабре 1917 г. было принято важное политическое решение. По личному распоряжению председателя СНК РСФСР В. И. Ленина мусульманам была возвращена одна из ценнейших рукописей Корана – Коран Усмана. Этот шаг был положительно воспринят в мусульманской среде. Возвращение Корана и обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» привлекли на сторону большевиков значительную часть последователей ислама, которые изначально настороженно отнеслись к Октябрьскому перевороту[406].

Определенную ясность в политику большевиков в отношении религий в целом и ислама в частности внес декрет СНК РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 20 января (2 февраля) 1918 г. Юридическое подтверждение того, что в России теперь нет государственной церкви и что все религиозные организации будут равноудалены от государства и защищены от любого вмешательства в их дела, приветствовали многие мусульмане. Однако неприятие вызвали те положения декрета, которые касались отделения школы от церкви. На практике это означало, что мусульмане и другие верующие не имели возможности получать систематическое религиозное образование.

Председатель Центрального мусульманского комиссариата при Народном комиссариате по делам национальностей Мирсаид Султан-Галиев (1892–1940) настаивал на том, чтобы положения, касающиеся вопросов обучения религии, не распространялись на мусульманское население. Однако коллегия Наркомнаца отвергла это предложение. Только в 1923 г. в разгар нэпа был принят декрет ВЦИК и СНК РСФСР, в котором допускалось групповое преподавание мусульманского вероучения в мечетях и частных домах лицам, достигшим совершеннолетия по шариату и отучившимся не менее трех классов в школе 1‐й ступени. Этому же вопросу были посвящены постановления Президиума ВЦИК от 9 июня и 28 июля 1924 г. Однако на практике в соответствии с рядом подзаконных актов[407] преподавание основ мусульманской религии ограничивалось только мечетями и могло проводиться только в дни, свободные от занятий в советской общеобразовательной школе[408].

Национальная политика большевиков способствовала их успеху в Гражданской войне. Лидеры белых твердо придерживались принципа «единой, великой и неделимой России», а советское правительство предоставило народам России национально-территориальную автономию, противопоставляя ее национально-культурной автономии. По мнению большевиков, последняя представляла собой замаскированный национализм и поэтому была неприемлема в пролетарском государстве. До Октябрьской революции среди большевистских лозунгов был такой: «нет» – культурно-национальной автономии, «да» – праву наций на самоопределение вплоть до отделения[409].

На первый взгляд может показаться, что предоставление независимости отдельным территориям в гораздо меньшей степени отвечало интересам советского государства, чем национально-культурная автономия. Однако Ленин и Сталин, которые были архитекторами большевистской национальной политики, руководствовались другими принципами. Во главу угла ставились классовые интересы, и поэтому создание независимого пролетарского государства на части территорий бывшей Российской империи было предпочтительнее культурной автономии нацменьшинств. Последняя, по мнению большевиков, вела к росту национального самосознания в ущерб интересам пролетарской солидарности. Мирсаид Султан-Галиев, одна из первых жертв советского режима из среды коммунистов, подвергся репрессиям за то, что был сторонником культурно-национальной автономии мусульманских народов[410].