Люди войны. Донбасс, южное направление (СИ)

Мне, человеку ни в одной войне не участвующему, фильм, вообще-то, тоже понравился. Не так, как в детстве фильм про Чингачгука, но все равно героика воинского подвига захватила и увлекла. Пока Виктор молчал, я думал о другом, не о героике. Я думал: как хорошо, что в живых после ночного боя осталось двадцать два солдата, а не один. Возможно, в детстве, красками искусства надо показывать героическую личность ярко и без лишних «деталей», то есть товарищей по отряду краснокожих.

Возможно, в этом суть искусства – отколоть от глыбы мрамора «всё лишнее». Но я давно не ребенок. И не хочу, чтобы погибли все, кроме одного красавца с томогавком или «калашниковым» в руках.

Пусть герои жизни будут живы все. Как было, а было так, что красками не описать.

Сегодня 15 февраля.

За тех, за них, за так, как было в жизни!

СТАРИКИ

Для каждого солдата однажды наступает день, когда война для него закончилась. У всех тот день бывает разный. Кто-то и подумать не успеет, что всё закончилось – и жизни больше нет.

Для Виктора Скрипченко в "афгане" судьба оставила проход сквозь минные поля.

Возвращается, уже из Чарджоу отослал родным телеграмму: «Скоро буду». Позади перевал Сатэ-Кандав, операция «Магистраль», бои между Гардезом и Хостом, всё позади – и ребята в роте, и командир полка Валерий Востротин, и радость, что выжили, и горе, что многих потеряли.

Сначала встреча в Хабаровске, отец, мама, жена, друзья – совсем другая жизнь, и она прекрасна. Но надо обязательно повидать деда – он ждал и ждет. Поехали к нему в город Вяземский, 120 километров от областного центра.

Виктор хотел отправиться в гражданской одежде, по которой так долго скучал, и которая теперь так радовала отсутствием подсумков и карманов для боеприпасов. Но родители настояли: надень военное, парадное – деду понравится.

Приехали, накрытый стол, полна горница знакомых и родных. Выпили, закусили, разговоры, застольный шум, дед – не особо разговорчив и, можно сказать, даже чем-то недоволен. Глянул на его парадную форму, естественно, заметил орден и медали, но чего-то особой радости по поводу наград не высказал.

И вот в разгар застолья дед громко, на всю горницу приказывает: «Ну-ка выйдите все из комнаты, мне с ним надо поговорить наедине». Ослушаться никто не вправе, слово деда – закон. Вышли.

Дед сидит на стуле за столом, Виктор, по военной привычке, встал, как положено перед командиром.

- За кровь? – показывает дед пальцем на орден.

- За кровь, - отвечает внук.

- Был ранен?

- Был.

- Сколько раз?

- Два.

- Куда?

- Первый раз осколками в ногу и руку, второй раз – в ногу выстрелом из гранатомета.

- Почему домой не отправили?

- Походил с палочкой, выздоровел. Потом ребята приварили сиденье к броне, я на нем сидел, когда рота двигалась.

- Ну, и как, понравилась война?

- Не особенно.

- Дурак, это время будешь вспоминать, как самое лучшее, что у тебя было в жизни.

И дед разрешил продолжить застолье: награды заслужили право на то, чтобы их «обмыть».

- Суровым человеком был ваш дедушка, - сказал я Виктору, когда он мне рассказал про эту «проверку» один на один у накрытого стола.

- Но он был прав, хотя тогда я этого не понял.

- Расскажите еще о дедушке, как его звали?

- Николай Петрович Скрипченко, дед Николай, так звали его все в моей семье. Если я о нем расскажу, ты мне не поверишь.

- Поверю.

- Я его помню лет с трех. Помню, сижу у ручейка в ограде, пытаюсь пустить по воде кораблик – палочку или щепку. Он идет мимо, остановился, взял кусок толстой доски, топориком тюк-тюк по ней, и получился красивый корабль. На, играй. У меня по ручью плывет не щепка, а настоящий крейсер. Мастер он был, краснодеревщик.

Помню, что дед не любил ходить по гостям и в дом в гости никого не приглашал, только четырех своих друзей. Они всегда сидели впятером отдельно – без посторонних, без женщин. Сидят, о чем-то говорят, на улице народ какой-нибудь праздник отмечает, все ходят друг к другу, песни поют, а эти – впятером, во дворе, и никто им не нужен.

- Почему? – прервал я Виктора, не утерпев и не дослушав.

- Я тоже, когда подрос, начал спрашивать дедулю, почему? Но ответил он мне, когда я сам войну прошел. Понимаешь, у него, у всей этой пятерки мужиков была совершенно необычная история службы на войне. Забирали их еще до войны, все пятеро – с одной улицы. Все пятеро попали на линкор «Марат», в 41-м этот линкор стоял под Ленинградом. Из матросов сформировали морскую пехоту и - в окопы, защищать город. Мой дед был корабельным связистом, попал в взвод связи.

Тогда было много слухов, что передовые отряды немцев переодеваются в нашу форму, двигаются, например, к мосту, разоружают охрану, захватывают и открывают путь для остальных частей. Его роту поставили охранять один из таких мостов от действий диверсионных групп. Идет колонна, командирам показалось, что это диверсанты, мол, колонна подозрительно организованно подъезжает к мосту. Дали команду открыть огонь, морпехи открыли, а оказалось, что это были свои.