Люди Волка

Обрубленная Ветвь медленно поднялась на ноги, качая головой:

— Ты не Цапля, а старая ворона, вот что я тебе скажу. Ладно уж, я пойду. Смотри свой Сон, проклятая старая…

— Обрубленная Ветвь…

— Что?

— Насчет Медвежьего Охотника…

Обрубленная Ветвь опустила глаза и прикусила губы.

— Я тогда была молодой, кровь играла в моих жилах. Я полюбила его, всем сердцем полюбила. Что же мне…

— Он был с тобой счастлив?

— Мы никогда не спали врозь. И домой с охоты он всегда шел бегом, чтобы поскорее увидеть меня и наших детей. Мы разговаривали… смеялись. Все наши дети завели свои семьи. Он любил вечерами качать на коленях внуков.

— Как он умер?

— Это было быстро. Мамонт взмахнул хоботом, Медвежий Охотник упал и не успел отползти в сторону. Цапля, помолчав, кивнула:

— Ты дала ему то, что мне было бы не под силу. Сновидцы не умеют по-настоящему любить, Обрубленная Ветвь. Это… видишь ли, это проклятие. Если Сновидец полюбит, он погубит себя — или любимого. Я пыталась объяснить это Волчьему Сновидцу. Надеюсь, он понял.

— Понял или нет, но ты сделала, что могла. Цапля кивнула и грустно улыбнулась:

— Иди. Что бы ты ни увидела, что бы ни услышала не беспокой меня. Поняла?… Не беспокой. А не то ты убьешь меня.

Обрубленная Ветвь пошамкала деснами.

— Я в твои Сны мешаться не буду, Цапля. — Она подняла кожаную занавесь и исчезла в ярком полдневном свете.

Цапля поглядела на занавесь, болтавшуюся туда-сюда. Она помедлила; пальцы ее тряслись от ужаса.

— Давай же, старая дура! — поторопила она себя. — Другого пути нет.

Сжав зубы, она встала и взяла в руки грибы. Осторожно положив их у огня, она достала из узелка горсть красных ивовых черенков и бросила их в мешочек из звериной кишки, висевший на треножнике над огнем, затем размешала воду в мешочке — и пещеру наполнило багровое свечение.

Она, дрожа, набрала в легкие побольше воздуха и поглядела на грибы.

— Когда же это было в последний раз? Да, в день, когда Бегущий-в-Свете позвал меня из тумана. Вы помните этот день, а?

Мешочек с грибами темнел в красноватом сете.

— Мы с вами сцепились, как медведи. — Она тяжело вздохнула; страх пробирал ее до печенок. — Вы чуть не убили меня, — еле слышно произнесла она. — Помните?

Оторвав взгляд от грибов, она поворошила огонь. Какое-то чутье подсказало ей, что Обрубленная Ветвь спустилась к заводи. Опять отвлеклась!

— Сосредоточься! — приказала она себе. — Она не будет тебя отвлекать. Она пообещала…

Цапля услышала поблизости какие-то шепотки и повернулась к грибам. Они звали ее, нежно, как любовники.

— Я иду, — прошептала она. Слезы хлынули у нее из глаз.

Трясущимися руками она потянулась к ивовым черенкам. Запев старинную песню, старуха швырнула первую горсть черенков в огонь. Они жарко вспыхнули, красноватый зловонный дым поднялся к закопченным сводам пещеры.

Уронив лицо в ладони, Цапля боролась со сковывающим ее ужасом.

А грибы шептались, и гулкое эхо разносило их загадочные голоса среди холодных каменных стен.

38

Ночь опустилась на мир, и сверкающие огни — спутники войны Детей-Чудищ — озарили небо. Оранжевые, зеленые, красные, синие полосы сияли над землей. Народ остановился и стал лагерем. Дети плакали от голода, собаки лаяли, а мужчины и женщины распаковывали вещи и собирали щепки для костров.

— Где Кого-ток? — спросила Пляшущая Лиса, оглядевшись.

Поющий Волк распрямился, его острые глаза пробежали по лицам.

— Я ее что-то не вижу. Думаю, стоит вернуться назад и поглядеть… Может, она отстала.

— Я пойду… — вызвалась Пляшущая Лиса, оглянувшись.

— Одна? Это может быть…

— Не беспокойся, — слабо улыбнулась она. — Я прожила одна несколько оборотов Лунной Женщины. Я не пропаду. Да и потом, Кого-ток — это моя забота. Ты проследи за лагерем, а я уж ее найду.

Он недоверчиво поглядел на нее, но в конце концов кивнул.

Пляшущая Лиса взяла свои копья и пошла назад той же дорогой, по которой они пришли. Высокие сапоги людей оставили следы на снегу, лежавшем у подножия скал.

Сколько же времени прошло с тех пор, как она видела старуху? Час? А может, и все два? Слишком она увлеклась беседой с Зеленой Водой. Речь шла о Других.

Вечерело. На скалы ложились темные тени. Где-то ухнула сова. Три вороны пролетели в небе, шурша крыльями и громко каркая. Ночь опускалась на землю; все затихало.

— Кого-ток… — позвала она. Голос ее звучал в тишине как блеяние овечки.

Она ускорила шаг, не сводя глаз с тропы, шедшей между оледенелых валунов.

— Кого-ток…

— Здесь я, девочка моя… — донес до нее ветер.

Протиснувшись в щель между валунами, она наконец отыскала ее.

Кого-ток отдыхала на гладкой гранитной плите. Валуны, оставленные отступившим Ледником, лежали здесь так, что образовывали что-то вроде крыши, под которой можно было спрятаться от ветра и снега. Отложения песка и земли почти намертво закрыли бреши между камнями. Местами они густо поросли полынью. Небо тем временем темнело, и рассеянные облака все тянулись к югу.