Люди земли Русской. Статьи о русской истории

Вышедшая отдельным изданием в начале семидесятых годов книга «Россия и Европа» была встречена ожесточенным протестом и с «правой» и с «левой» стороны. Высказанные в ней мысли намного опередили научное и общественное мышление своего века. Покричав, критики замолкли, и до широкого читателя книга не дошла. Незначительный даже по тому времени ее тираж (1.200 экз.) не был распродан. Потом о ней забыли.

Но шли годы, и концепции, выраженные непризнанным пророком, получали подтверждение в реальной жизни. В ближайшие за окончанием Первой мировой войны годы немецкий историко-философ Освальд Шпенглер выступил со своей замечательной книгой «Закат Европы». В этом труде он развивал, уточнял и дополнял систему культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского. О. Шпенглер не только определил и исторически обосновал развитие каждого историко-культурного типа в отдельности, но установил его морфологическую жизненную форму, указав возрастные периоды для каждой культуры: юность, зрелость, старость и одряхление, за которым неминуемо следует ее смерть. Так, культуру Средиземноморья он разбил на три отдельных цикла: античный, готический и «фаустовский», как он его назвал, распад которого мы переживаем в настоящее время. Другой немецкий философ Кайзерлинг[186] еще более углубил теорию Данилевского и теснее увязал ее с показателями нашей современности и, наконец, перед Второй мировой войной еще один немецкий же историко-философ Вальтер Шубарт[187] выпустил свой небольшой труд «Европа и душа Востока», в котором дополняет О. Шпенглера четвертым средиземноморским культурно-историческим типом – «иоанническим» человеком грядущего, в котором он видит окончательное выражение столь загадочной для европейца «русской души». Взгляды В. Шубарта в значительной мере обусловлены влиянием на него Ф. М. Достоевского и не будет парадоксом сказать, что они гораздо ближе к славянофильству, чем исторические концепции Н. Я. Данилевского, который требовал для своего славянского культурно-исторического типа лишь признания его равноправия с прочими, но не приоритета, не превосходства над ними. Он боролся тогда с современными ему сторонниками теории унтерменшей и морлоков[188], «прогрессистами», принимавшими романо-германскую культуру за абсолютный образец и отрицавшими право русского народа на его культурную и государственную самобытность.

Но Н. Я. Данилевский не был ни в какой мере агрессивен и не выдвигал славянство на ведущую в мировой истории роль. Шубарт же предвидит именно его превосходство, водительство в предстоящей человечеству эпохе дальнейшего прогрессивного развития. Следует отметить, что Шубарт ни в какой мере не обобщает свой тип «иоаннического» человека с коммунистическим идеалом человекообразного робота, но, наоборот, предугадывает черты этого типа в отталкивании от коммунизма, в преодолении его и в возвращении человеческого духа к обновленной вере, учению Христа.

«Несть пророка в отечестве своем», и мало бывает пророков, слова и мысли которых поняты и оценены по достоинству современниками. Н. Я. Данилевский, выдвинул свои концепции в период развития рационализма. Это направление мысли было упоено тогда иллюзией своей полной победы и не допускало возможности своего крушения в недалеком будущем. Реальная жизнь сказала иное, и исторические взгляды Данилевского, осмеянные и замолчанные тогда, выступают теперь в освещении фактов с необычайной силой и убедительностью.

«Наша страна»,

Буэнос-Айрес, 18 окт. 1952 г.,

№ 144, с. 4.

Корабль Одиссея [Арнольд Тойнби]

Если бы я был поэтом, то написал бы не газетную статью, но цикл стихов, посвященных борьбе этой идеи за свою жизнь, за свою правду.

Это началось так. Почти сто лет тому назад, в те годы, когда вся Россия трагически переживала и, напрягая все силы, залечивала севастопольскую рану, нанесенную ей злобным, завистливым западным агрессором, в севастопольских водах работал скромный исследователь промышленного рыболовства Н. Я. Данилевский. Почти рыбак. Он подсчитывал уловы скумбрии и кефальки и в то же время думал о судьбах своей родины, о ее бытии, прошлом, настоящем и грядущем. Он мыслил… И в его сознании родилась идея, ярко осветившая не только жизнь его родины, но бросившая свои отблески во тьму бытия всего человечества. Так создалась его книга «Россия и Европа», о которой я писал несколько месяцев тому назад. В этой книге заключались основы совершенно новой историко-философской системы. Но при своем рождении она была заплевана, охаяна «прогрессивными» филистерами того времени, задушена «заговором молчания» – излюбленным средством этих господчиков.