Назвал ли бы я сорок лет тому назад вот такого пария-учителя безусловным интеллигентом? К стыду моему, должен сознаться: нет, не назвал бы. Этот парень имел, вероятно, слабое представление о том, где находится Мозамбик или мыс Гвардафуй, может быть слышал краем уха о Леонардо да Винчи и, во всяком случае, ничего не слыхал не только о Дебюсси, но и о Бодлере.
А при проверке знаний его учеников, они показали себя хорошо, основательно прошедшими курс.
Этот парень знал, несомненно, во много, много раз меньше моего приятеля времен минувших, но он
Эту статью я включаю в цикл интереснейшей и глубоко актуальной дискуссии, возникшей на полосах «Нашей страны» о русском интеллигенте и даже за пределами этих полос, т. к. спор о «кроликах» и «морло-ках» есть лишь расширение той же самой темы.
Каково же на самом деле интеллектуальное ядро российского народа в его современном состоянии? Что представляет собой современное подсоветское студенчество, молодые работники производства, культуры во всех видах и формах, писатели, вузовцы, врачи, ветеринары, конструкторы и пр. и пр. «Светил», «гениев», подобных Менделееву, Павлову, Чехову я не рассматриваю. Они живут не в этой плоскости. Они индивидуальны, и их появление – феномен, выходящий из общего уровня. А вот каковы эти интеллигенты среднего уровня, которые фактически и составляют творческое ядро жизни нации? Как выглядит переживаемый ими в настоящее время процесс развития личности, и по какому руслу он устремляется?
Вот Н. Иванов в своей статье «Каковы же советские студенты?»[223]
утверждает, что современное подсоветское русское студенчество развивается в сторону своеобразной «аристократизации», т. е., что советские ВУЗы в настоящее время все более и более заполняются детьми советских сановников и верхних слоев совслужащих, вытесняющих оттуда детей колхозников и рабочих. Иначе говоря, создается новая, оторванная от национально-народной жизни интеллигентская каста, новые рудины, новые чеховские лишние люди или, попросту говоря, бездельники, живущие за чужой счет и бесстыдно эксплуатирующие производительные силы и труд нации. В качестве аргументов Н. Иванов приводит несколько показателей, взятых им из предвоенных лет, т. е. тех же лет, когда в подсоветской России был и я, тех лет, когда я видел там уже в достаточной мере оформившийся тип нового русского среднего интеллигента, стойко выполнявшего надлежащую ему интеллектуальную работу и вместе с тем не порывавшего с породившей его средой – с колхозом и производством. Этот тип был тогда уже достаточно ясен и приведенный мною пример – один из множества. Я возражаю Н. Иванову и утверждаю, что новый русский интеллигент народен и аргументы И. Иванова более чем сомнительны – они ошибочны, поверхностны.Но ведь и прежде интеллигенты стремились к слиянию с народом и даже «ходили в народ», ответят мне вероятные оппоненты.
Обращаюсь за справкой снова к И. С. Тургеневу, на этот раз к его роману «Новь». Перечтите его, господа вероятные оппоненты, и вы увидите, каким жалким анекдотом было это «хождение в народ», а мои современники пусть пороются в своей памяти и вспомнят множество примеров из прошлого, когда адвокаты, врачи или просто чиновники, выходцы из крестьянских семей (каких было немало), надев пиджак и пенснэ, начисто порывали с породившей их средой… В лучшем случае отделывались посылкой десятирублевки своим деревенским родителям. Кастовый интеллигент российского прошлого, добившись зачисления в эту касту, – для чего «прогрессивность» была необходима, – рвал все связи с народом, его национальной жизнью. К этому обязывала его та же «прогрессивность».