Люди желтых плащей (СИ)

   Комната озаряется мягким желтоватым светом, и я, наконец, выключаю фонарик. Сердце гулко бьется в груди, руки трясутся. Я не опускаю дробовик, но на всякий случай вытаскиваю палец из спусковой скобы.

   Женя сжался в клубок в дальнем углу офиса. За одним из столов, коих в помещении шесть штук, виднеется часть его спины и руки, обнявшие туловище. В полумраке помещения силуэт напоминает фигуру горбуна из романа Гюго.

   Я зову брата несколько раз -- сначала шепотом, потом громче -- но он не откликается, и тогда я решаюсь подойти ближе. Прихватив для верности еще одну свечу, я направляюсь к нему, держа свет как можно выше. В другой руке у меня дробовик, из которого я не собираюсь стрелять, но который придает моему парализованному страхом телу силы, чтобы его удерживать.

   -- Женя? -- я останавливаюсь у края стола, за которым спрятался брат, ставлю свечу на столешницу. -- Ты чего там сидишь?

   Он молчит. В полуночной тишине слышится его учащенное дыхание, из груди вырываются странные звуки: хрипы, треск, свист.

   -- Мне плохо, Максим... -- вдруг слышу я. -- Очень плохо...

   Колонна мурашек перебегает с затылка на спину. Этот голос... он вроде и Женин, а вроде и нет. Как если бы его состарили тридцать лет безостановочного курения и пьянства.

   -- Вылазь оттуда. Давай-давай...

   Я закидываю дробовик за спину, обхожу стол и беру брата за предплечье.

   -- Вставай, вставай, пойдем обратно, тебе надо прилечь.

   Почти силой вытаскиваю его из угла и, придерживая под руку, веду обратно к спальнику. Он стал, как пушинка -- неужели возможно так похудеть за неполные сутки?

   Мы медленно ковыляем к центру комнаты, точно пара стариков на променаде в парке. Добравшись до спальника, я укладываю Женю на синтетический матрац, подкладываю под голову подушку.

   Только сейчас мне удается разглядеть его лицо как следует. Глаза запали глубоко в глазницы, губы высохли и потрескались, скулы и подбородок выпирают, обтянутые тонкой кожей. Оттенок самой кожи впотьмах не разобрать, но я уверен, что он соответствует общей картине.

   -- Тебе надо поспать.

   -- Я не смогу уснуть...

   Грудь ритмично поднимается и опускается, издавая свистящие звуки, точно кто-то качает насос. Костлявые руки (боже, боже, куда исчезло все мясо!) вцепились в ткань матраца.

   Я подумываю, не позвать ли кого-нибудь -- Витос, Вано и Михась спят в соседней комнате -- но потом решаю, что пока в этом нет необходимости. До конца моей смены еще два часа. Впрочем, теперь я уверен, что не сомкну глаз до утра.

   -- На вот, попей, -- я подношу к его губам бутылку с водой.

   Женя делает пару глотков и кривится:

   -- Убери... горло вяжет... -- он отпихивает бутылку.

   Странно -- когда я в последний раз пил эту воду, она была абсолютно нормальной. Я уже собираюсь попробовать ее, но в последнюю секунду останавливаю себя. Черт возьми! Горлышко этой бутылки теперь инфицировано вирусом. Еще мгновение, и он попал бы в мой организм. Теперь, чего бы ни коснулся Женя, куда бы ни плюнул и что бы ни надкусил, нужно всегда помнить об этом.

   Пораженный этим неожиданным открытием, отставляю бутылку на пол и машинальным движением вытираю об себя руку, которой держал ее.

   "Он превратится в парию" -- шепчет темная часть моего рассудка. -- "Снаружи останется человеком, но внутри всегда будет "прокаженным".

   -- Чего ты хочешь? Есть будешь?

   Судя по истощенному виду, его сейчас можно питать только внутривенно. С равным успехом я бы мог предложить еду анорексику.

   -- Нет... -- он поднимает на меня запавшие глаза. -- Я хочу укол. Сделай мне еще укол.

   Этого я не ожидал. Второй укол мы поставили в полночь, а следующий планировали на начало утра. Если он будет превышать рассчитанную дозировку, то ампул не хватит и на месяц...

   -- Генерал сказал, колоть нужно два раза в сутки. Мы собирались...

   -- СДЕЛАЙ УКОЛ! -- полурычит-полушипит Женя, выбрасывая в мою сторону руки со скрюченными пальцами.

   Я в ужасе вскакиваю со стула, на который едва присел, хватаюсь за дробовик. При виде лица брата волосы на затылке встают дыбом. Оно состарилось вместе с голосом -- и как я не заметил раньше? Кожу вокруг глаз опутывают "гусиные лапки", носогубной треугольник очерчен глубокими морщинами, мочки ушей отвисли, лоб рассекают горизонтальные складки... И эти глаза -- два круглых черных жука-скарабея с блестящими панцирями. Глаза животного. Сейчас звериная часть в нем явно преобладает над человеческой.

   -- Сде-е-елай, -- шипит Женя, загребая пустоту костлявыми руками. -- Максим, мне очень надо...

   -- Хорошо-хорошо. Лежи. Я сейчас.

   Я нахожу ампулы и шприц, подготавливаю инъекцию. Все это время Женя нетерпеливо ждет, следя за каждым моим движением и жалобно постанывая. Кажется, будто что-то выедает его изнутри, рвется наружу сквозь утлую плоть.

   -- Переворачивайся на живот.

   Я ставлю укол одним быстрым отточенным движением (в этом деле у меня большой опыт). Когда поршень выдавлен до отказа, Женя облегченно выдыхает, мышцы расслабляются, его перестает трясти. Он переворачивается на спину и смотрит на меня благодарным взглядом.

   "Дзень!" -- сообщает внутренний счетчик. -- "Минус одна ампула!"