Людишки

Мария-Елена протянула ей салфетки, и за время разговора Кейт Монро умудрилась растерзать и вымочить целую упаковку.

— Я люблю его, а он любит меня! Вы не можете удержать мужчину, который вас не любит!

— Я знаю.

— Вы должны его отпустить!

Мария-Елена растерянно развела руками.

— Он волен поступать как хочет. Таков закон.

— Это издевательство! — пронзительно взвизгнула Кейт Монро, явно не слушая Марию-Елену. — Это издевательство — цепляться за мужчину, который вас разлюбил! Дайте нам возможность обрести счастье! Мы имеем право!

Рассердившись на ворвавшуюся в ее дом плаксивую нахалку, Мария-Елена подняла голову и спросила:

— Имеете право на счастье? Скажите пожалуйста, что вы такого сделали, чтобы его заслужить?

— Вы должны отпустить его!

Однако сбить Марию-Елену с толку оказалось не так-то просто.

— Вы сказали, что заслужили счастье. Каким образом, позвольте узнать?

На этот раз вопрос достиг ушей Кейт. Она заморгала и оробела.

— Я говорила только о возможности, — нашлась она и, вновь обретя уверенность в себе, воскликнула: — У вас был шанс, и вы его упустили!

— Да, это верно, — согласилась Мария-Елена.

— Если вы и Джон потеряли то, что было… — заговорила Кейт, неверно истолковав слова собеседницы.

— Речь не о Джеке, — прервала ее Мария-Елена. — Я упустила свой шанс намного раньше.

Кейт чувствовала, что нить разговора ускользает от нее, и начинала сердиться. Она явилась в этот дом, чтобы ясно и четко изложить свою точку зрения, но в ходе беседы истина, которую она намеревалась провозгласить, начинала расплываться и терять четкость очертаний. Мария-Елена понимала чувства Кейт и даже отчасти сочувствовала ей; такое случается всякий раз, когда кто-то пытается поверять гармонию выдумок алгеброй действительности.

Пытаясь перехватить инициативу, Кейт злобно и торжествующе заявила:

— Если вам нет дела до Джона, если вам хотелось лишь переехать в Америку…

— Да, это так.

Кейт выпучила глаза, словно громом пораженная.

— Значит, вы признаете?..

— Почему бы и нет?

— Отчего же вы не хотите его отпустить?

— Он не просил меня об этом.

— Ложь!

— Я ни разу не слышала о вас, мисс Монро, — сказала Мария-Елена. — Джек редко разговаривает со мной. Но если он хочет уйти, я не стану его удерживать.

— Он просил развода, но вы отказали! — продолжала настаивать Кейт.

— Джон вернется домой к шести-семи вечера, — сказала Мария-Елена, вставая с дивана. — А вы тем временем побродите по дому, освойтесь, пообвыкните. Когда он приедет, обсудите с ним создавшееся положение и скажите, что я не намерена путаться у вас под ногами. Вы спросили, согласна ли я развестись, и я отвечаю: да, согласна.

На сей раз Кейт Монро явно испугалась, почувствовав, как колеблется под ее ногами почва, которую она прежде считала незыблемой.

— Куда вы уходите? — спросила она, глядя на хозяйку.

— Я хочу навестить своего друга в больнице и пробуду там несколько часов, — указав на телевизор, Мария-Елена добавила: — А вы тем временем можете посмотреть сериал. В дневные часы идет несколько захватывающих постановок. Надеюсь, ваша машина не помешает мне выехать из гаража?

— Нет, она… А почему вы не хотите остаться со мной, поговорить?

— Потому, что все уже сказано, — ответила Мария-Елена. Представив себе, какое будущее ожидает Кейт, она не смогла удержать улыбки. — Вы получите свой шанс, — заверила она удрученную женщину. — Шанс на счастье.

27

В последнее время Григорий все чаще проводил в постели круглые сутки. Нажав кнопку на панели, удобно расположенной подле кровати, он приподнимал изголовье и сидел весь день — читал, либо, когда ему становилось трудно держать в руках книгу и даже газету, смотрел телевизор. В его распоряжении была уйма каналов, и хотя бы по одному из них в любое время показывали новости или передачу, не слишком далекую от реальной жизни. Эти передачи служили Григорию сырьем при производстве шуток для Петра Пекаря. Впрочем, в последнее время Григорий, бывало, целыми неделями не мог отправить в Москву хотя бы один захудалый анекдот.

Разумеется, Григорий прекрасно понимал, в чем тут дело. Причина его творческого бессилия была очевидна и неизбежна; с ней было невозможно бороться, как и с одолевавшим его недугом. Григорий слишком долго прожил на чужбине и начинал забывать Россию, переставал чувствовать ее, понимать душой. Какие события привлекают внимание Петра Пекаря? О чем теперь судачат в Москве? Григорий не знал и уже никогда не узнает.