На проходной охранник попросил меня вывернуть карманы. Я вытащил все, что у меня было: сигареты, спички, носовой платок из кармана брюк. Вынул конверт с хрупкой блондинкой, но так, как там были только бумаги, он вернул мне его. Пачка анальгина тоже не вызвала у него интереса — это был не тот товар, который таскали с завода. Я развел руками.
— Уж извините, как-нибудь в другой раз, — сказал я.
Охранник тоже извинился, сославшись на порядок, общий для всех. Поулыбались друг другу, и я пошел вдоль цветника по проспекту Мира, бывшему Сталина, к неизбежному Абасу.
В аптеке, примыкавшей со стороны Абаса к «Гранд Отелю», я купил еще одну упаковку анальгина, положил ее в боковой карман пиджака. Я пересек Абас и отстоял небольшую очередь в кафе у фонтана. Взял свои «полчашечки» и занял место за последним столиком у парапета, сел спиной к публике и лицом к глубокому руслу и Кубанке, возвышающейся над ним. Отпил глоток кофе, закурил. Немного посидел. Достал из нагрудного кармана упаковку, прочитал реквизиты: это был харьковский химфармзавод. Выдавил одну таблетку, надкусил ее. Пожевал, выплюнул. Положил таблетку на стол. Вынул из бокового кармана другую упаковку. С гальтскими реквизитами. Надкусил и такую таблетку. Это был точно анальгин. Мне случалось жевать такие таблетки, чтобы попало в дупло. Положил эту рядом с первой. Подумал, что в случае зубной боли первая помогла бы лучше. Сбил ее щелчком — долетит ли до речки. Не долетела. Вторая тоже не долетела. Разложил упаковки по тем же карманам, допил свой кофе, докурил сигарету и вышел на Абас.
Я медленно двинулся вдоль Галереи в сторону Колоннады, раздумывая, чем мне заняться: вернуться ли, напившись в Каптаже воды, в пансионат, чтобы переодеться и пойти позагорать на пляже, или не спеша прогуляться по парку до Солнечной Горки, где, как я надеялся, сохранился небольшой, уютный ресторанчик, где можно было бы пообедать, и там же, неподалеку в санатории «Дозор» когда-то была бильярдная, возможно она сохранилась до сих пор.
Необычная чем-то фигура, продвигавшаяся так же неспешно, как и я над подстриженными кустами туи, показалась мне смутно знакомой. Длинноволосый человек в застиранной синей футболке, в мешковатых отечественных джинсах, в сандалиях на босу ногу и с брезентовым рюкзаком через одно плечо, глубоко задумавшись, плелся впереди меня. Он выглядел здесь чужеродно, однако не был похож на путешествующего автостопом хиппи, что-то выдавало в нем местного жителя, но как будто постороннего и в своем городе, какого-нибудь городского чудака, вечный предмет враждебного любопытства, выглядывающего из-под снисходительного высокомерия. О таких и существует пословица: «Ума палата, да ключ от нее потерян», — суждение поразительно точное, ведь верно, потерян для тех, кто так говорит. Но я вспомнил, что встречал таких только здесь в Гадьте, да еще в том провинциальном городке, где работал следователем. В Ленинграде, городе большом и богатом знаменитостями, такой чудак может быть отмечен разве что соседями по коммуналке. Но я достаточно нафантазировал прежде, чем он остановился и посмотрел в сторону Галереи. Вот тогда я узнал его.
За всю жизнь в Ленинграде я о нем ни разу не вспомнил, а теперь, увидев, подумал, что это, пожалуй, единственный человек из нашей школы, которого мне хотелось бы видеть. Он учился двумя классами ниже меня. Для своих одноклассников он и тогда был чужим, и, чем-то вроде классного дурачка, но никто не смеялся над ним в глаза, потому что он во всем, даже в их любимом футболе превосходил их. Он носил в портфеле брошюрки о кибернетике и генетике — вчерашних лженауках (собственно, от него я впервые и услышал о них), — рассказывал об индийских йогах, мог в общих чертах изложить суть философии Канта, если кому-нибудь это было интересно, но, наверное, из всех наших половоззрелых кретинов только я на переменах или после уроков с удовольствием беседовал с «малолеткой».
Сейчас я подошел к нему вплотную и стал смотреть на него. Он повернулся и тоже некоторое время смотрел на меня. Очевидно, он меня не узнал.
— Вы что-то хотите спросить? — сказал он. — Спрашивайте.
— Хорошо, — сказал я. — Гена, куда ты идешь?
Он еще некоторое время с недоумением смотрел на меня.
— Черт! — сказал он. — Роберт. Это ты? Откуда ты взялся?
— Приехал из Ленинграда, — сказал я. — В командировку.
Пошли в сторону Каптажа. Гена сказал, что он пьет доломитную воду — она полезней. Мне казалось, что общая приятней на вкус, но я был не против выпить с ним за компанию и доломитной. Я сказал, что не ожидал встретить его в Гальте, спросил его, где он и что он — обычные в таких случаях вопросы.
— Живу здесь, — сказал мой старый приятель. — А тебя в самом деле интересует, чем я занимаюсь? Или — где я работаю.
— Даже не знаю, — сказал я. — Я не ожидал тебя встретить. Вообще-то, и то, и другое.
— Работаю инструктором по горно-лыжному спорту, а летом... Вот, собираю мумиё.