Людмила Чурсина. Путь к себе

Наверное, рано или поздно этим вопросом природы эстетических рядов, их соответствия задаются не только зрители, но и актеры, участвующие в труднейшем воплощении атмосферы, в основании которого непременно лежит попытка совместить, сблизить различные эстетические ряды.

Может быть, и Людмиле Чурсиной, актрисе вдумчивой, глубокой, явно читавшей не только сценарий, но и произведение, положенное в его основу, казалось порой, что характер предложенной ей героини обеднен?..

А это совсем не всегда было так. Одним из примеров может послужить финал «Виринеи», о котором критик Евгений Михайлов писал: «В книге смерть Виринеи совсем не такая, как на экране. В книге героиня гибнет нелепо, случайно споткнувшись. В фильме ее убивают. Это казнь. И казнь своей Виринеи, по сути дела, придумала сама Чурсина. Фильм снимался последовательно, от сцены к сцене. Людмила прожила всю жизнь Виринеи шаг за шагом, и когда дело дошло до последней сцены, то, по словам актрисы, все в ней взбунтовалось против неоправданной случайности ее гибели.

Виринея стоит и смотрит и, быть может, не верит в смерть, только смотрит. Залп. Виринея, будто не в нее стреляли, по-прежнему стоит, прислонившись к белому камню, у которого встречалась с любимым, и только через несколько томительных мгновений тихо соскальзывает на колени да так и застывает, глядя со смутной улыбкой на стрелявших».

А взбунтовалось все в актрисе совсем не случайно — драматическая, полная испытаний и страданий судьба Виринеи не могла, по ее мысли, завершиться случайностью: все обосновано, все предрешено судьбой, а значит, и финал нужен более мощный, чем в романе Лидии Сейфуллиной (ведь прошло немало времени, многое изменилось не только в восприятии жизни, но и в психологии людей, многое стало восприниматься иначе, более обостренно). Казнь вместо случайности — это явление иного порядка не просто эстетически, но и идеологически, что абсолютно оправдано десятилетиями, прошедшими со времен Гражданской войны, своего рода «намек» на прочтение более пристальное, глубокое, напитанное знаниями того, что случится с людьми и страной потом, когда наступят иные времена…

Кстати, любопытным показалось мне случайно обнаруженное в Интернете безымянное наблюдение. По стилистике и некоторым реалиям оно явно принадлежит к началу 2000-х, хотя автор упоминает о своем давнем впечатлении от фильма «Виринея». Судите сами (позволю себе только одну «вольность» — заменить имя актрисы, которую наш безымянный автор, несмотря на произведенное ею впечатление, упорно называет Лидией).

Говоря о том, что «Виринея», несомненно, посвящена периоду становления советской власти в Сибири, борьбе с белогвардейскими бандами, это произведение, в первую очередь, повествует о новом типе женщины, страстно поверившей в пролетарскую революцию, но… «однозначно воспринимается как эротическая драма. Сексуальный образ создан молодой, фантастически красивой Людмилой Чурсиной. По-другому, наверное, и нельзя было сыграть сейфуллинскую Вирку, одинокую непутевую бабенку, от которой мужчины, независимо от возраста и положения в обществе, буквально сходят с ума, совершают преступления и идут на каторгу. Виринея затмила всех…»

Честно говоря, совсем не это казалось мне главным и в «Виринее», и в «Любови Яровой», о которой тоже можно было бы сказать примерно то же самое. Просто Владимир Фетин вызывающе пошел против стереотипа — ведь нам никогда не была важна внешность героинь, принявших революцию и отдавших немало сил на осуществление тех иллюзий, которыми они жили. А Фетин, полагаю, вполне осознанно наделяет этих женщин необычной красотой и притягательностью, что для кинематографа той поры было или не важно, или не принципиально.

Несмотря на цитированные слова Татьяны Москвиной о красавицах-актрисах 60–70-х…

Что же касается «Журавушки», фильма, о котором и сегодня живо вспоминают все, кому довелось его видеть, Людмила Чурсина сыграла в нем Марфу — женщину внешне неприметной судьбы. Но важно было то, что в актрисе предстала снова незнакомая по прежним работам черта — создать образ, которому на протяжении ленты приходилось прожить всю жизнь в развитии, в формировании характера. Сама Людмила Алексеевна спустя десятилетия вспоминала о своей Марфе как об истории прекрасной и грустной. Она просто жила, просто трудилась, сначала дояркой, потом заведующей фермой, растила сына и… ждала с войны мужа. Знала и верила, что он жив и непременно вернется, и тогда, когда все уже давно перестали ждать своих потерянных на той жестокой Второй мировой. Ждала тихо, не напоказ.

«Умела ждать, как никто другой»…

Так жила не одна только Марфа, а многие реальные, из плоти и крови, женщины. И они пропустили через свои сердца ту невысказанную боль, которую подарила им в фильме «Журавушка» Людмила Чурсина…

Может быть, именно поэтому и оценили столь высоко работу актрисы деятели из Голливуда?

Скорее всего…