Об актрисе не раз говорили, что она предстает тем более загадочной, чем подробнее узнаешь о ней. Это — очень точно, на мой взгляд, потому что, хотя и повторяются ее слова и мысли в разных интервью разного времени (а это, мне кажется, свидетельствует о постоянстве, целостности духовного мира Людмилы Чурсиной), читаем мы их спустя годы и десятилетия с другими, более глубокими ощущениями: в первую очередь, с чувством того, что перед нами — крупная, значительная личность, не изменяющая себе ни в большом, ни в малом, не ведающая зависти, недоброжелательства, звездных капризов, ведомая по жизни и актерской судьбе чувством собственного достоинства и высокой ответственности за все, что она говорит и делает.
Может быть, в наше время это и есть главная загадка — человек, живущий по законам собственной совести и собственных нравственных правил, диктующих совершенно особые правила поведения?
Скорее всего, так оно и есть.
И именно это дарит ей ощущение счастья.
Много лет назад в одном из интервью Людмила Чурсина рассказала историю, во многом повлиявшую на нее.
«У меня была очередная конфликтная ситуация в семье. Все потому, что не хватало мудрости реально посмотреть на некоторые вещи. Я вышла из дома, бегу по Кировскому проспекту на „Ленфильм“, а там арочка, после площади Мира… В голове одна мысль: жизнь кончена. И из этой арочки вдруг наперерез мне на деревянной доске с колесиками, с утюжками для отталкивания — выезжает полмужчины: ампутация по пах, крупная голова, породистая, копна волос, вот такие синие глаза! Ему, наверное, было за сорок. И вдруг я увидела его взгляд — лучезарный, счастливый! Словно холодный душ по мне! „Ах ты скотина! — корила я себя, — какой-то домашний, бытовой конфликт! И ты идешь несчастная!“ Мы шли вровень, возможно, он узнал меня. „Может быть, мы еще когда-нибудь пройдемся с вами!“ И я повернулась: „Конечно, спасибо!“ И вспомнила мудрость Марка Аврелия: „Не то несчастье, что с нами происходит, а то счастье, с каким достается пережить“. И вообще, когда тебе кажется, что ты несчастный, оглянись вокруг».
Вот так, наверное, копится исподволь в человеке мудрость, помогающая все в жизни воспринимать немного иначе. И потому, отвечая сегодня на вопрос, чувствует ли она себя счастливой, Людмила Алексеевна говорит: «Я думаю, что я счастлива. Потому что не было у меня ярой, махровой зависти никогда, и слава богу, сейчас ее практически нет. Я никогда не падала в обморок от каких-то нелепых слухов. И даже сейчас иногда, читая какие-то, я понимаю, что умный человек поймет…»
В этих словах актрисы ощущается удивительная цельность натуры — мало кто назовет первым в «списке» своего счастья отсутствие зависти. И, наверное, именно это и помогает Людмиле Чурсиной быть всегда доброжелательной, приветливой и с коллегами, и с людьми малознакомыми или совсем не знакомыми. От нее исходит волной человеческое тепло даже тогда, когда, здороваясь и проходя мимо, она наклоняет голову в знак приветствия. А уж когда поднимает на тебя свои глаза — возникает непреодолимое желание общения, желание поделиться с ней своими проблемами, потому что Людмила Алексеевна все поймет.
Трудно представить себе количество людей, которые поддались этому искушению и изливали на Чурсину свои заботы и беды…
В не раз упоминавшемся на этих страницах интервью Галине Смоленской Людмила Чурсина вспомнила строку Анны Андреевны Ахматовой: «Я научилась просто жить…» и прокомментировала ее с присущей актрисе естественностью: «Вот и я пытаюсь научиться просто жить. Я не мечтаю. Иногда у меня спрашивают: „А вы мечтаете?“ — нет, я не мечтаю. Я не мечтательница, я — реалистка. По-моему, всегда была. Очень рано отучилась мечтать, потому что слишком было детство непростое, послевоенное. Хотя оно все равно было хорошее, потому что безбашенность какая-то была, можно было похулиганить. А когда ты уже понимаешь, что в ответе за каждое свое слово, за каждый свой поступок… Все другим становится, хотя это понимание и не помогает тебе во всем.
Почему уходили куда-нибудь в пустыню, в отшельники? Потому что, живя в миру, легче, с одной стороны, очищаться и молиться, но с другой стороны, вы представьте, что это значит — жить наедине с собой… Мы уже так изуродованы этой жизнью. Это постоянное ощущение, что ты кому-то нужен, куда-то бежать, спектакль, съемка…»