Людмила Зыкина. Издалека долго…

— Таранда и его товарищи из Большого театра, среди которых были известные во всем мире балерины Надежда Павлова и Людмила Семеняка, выбрали „окно“ в текущем репертуаре, то есть свободные несколько дней, и по приглашению голландского импресарио выехали в Нидерланды на гастроли, прошедшие буквально с триумфом. Одна из газет написала, что „русские артисты из Москвы показали искусство такого высочайшего уровня, какое многим из нас никогда прежде не приходилось видеть даже во сне“. Но блиц-гастролерам Большого, когда они вернулись на родину, разъяснили, что их поездка — служебное преступление, хотя все вопросы, касающиеся их выступлений в Нидерландах, заранее согласовывались с руководством балетной труппы театра. Вернувшимся артистам объявили выговор „за прогул“, ведущих же танцовщиков труппы „Классический балет“, выступавших вместе с коллегами из Большого (всего в группе гастролеров было 11 человек), благодарили за успешное выступление за рубежом. А Таранду, как организатора поездки, обвинили в чудовищных преступлениях: незаконном выезде за границу, использовании марки Большого театра в целях обогащения, краже сценических костюмов и декораций, хотя декораций никаких не было, а костюмы танцовщик привез обратно и сдал заведующему костюмерным цехом театра в целости и сохранности. После выговора Таранду вскоре уволили без всяких объяснений.

— Ну это уже какое-то преступное безобразие. В голове не укладывается. Даже не верится, что в Большом театре творятся такие чудеса.

Узнав о том, что Плисецкая и Щедрин поселились в Мюнхене, Зыкина заволновалась: „Что там в Мюнхене? Квартира не весть какая да яичница с сосисками. Во всем этом виноват Горбачев. Должна же быть у него ответственность перед миром и перед собой. Жаль, что ее не оказалось. Большая беда большой страны. Я Родиону говорила, что надо возвращаться. Он ответил: „Посмотрим…“. Они же там без родины. А где родина? Там, где человек родился, на каком языке думает“.

Просматривая альбом с фотографиями Плисецкой, подаренный ей когда-то балериной, Зыкина внимательно и довольно долго рассматривала портрет Плисецкой работы американского фотомастера Ричарда Аведона. Отложив альбом в сторону, произнесла: „Майя всегда хороша собой“.

* * *

Спустя примерно год после выхода книги „Течет моя Волга“ Зыкина, обсуждая достижения знаменитых деятелей культуры страны, вдруг неожиданно спросила меня:

— Почему в книге нет ни слова о Мордасовой? Как случилось, что наша знаменитая частушечница осталась без внимания?

— Чьего внимания? — спросил я.

— Твоего. Ты составлял для книги перечень известных деятелей культуры, искусства, с которыми я работала, дружила, общалась. Есть Щедрин, Архипова, Атлантов, а Мордасовой нет. У нее заслуг перед страной не меньше.

— А вы где были? Что не подсказали? Вы знали Мордасову со времен войны, когда услышали по радио ее звонкий и задорный голос; вы пели с ней не раз и не два с Воронежским хором и без него; гостили у нее часто дома, в Воронеже; звезду Героя в 87-м вместе в Кремле получали; знали всю ее биографию от корки до корки — и на тебе, я оказался крайним.

С Юрием Темиркановым, Родионом Щедриным и Майей Плисецкой. Ленинград. 1968 г.

— Получается, — отвечала Зыкина, — что я знаю все о ней, а ты ничего. Не поверю. Давай, выкладывай, что знаешь, пока Надя Бабкина едет. (У Зыкиной надвигалось 70-летие, и всем она была нужна.)

— Любила все красивое, — начал я, как на исповеди. — У нее была коллекция нарядов. На гастроли с ней целый сундук ездил. Паневы, кокошники, бусы разные, монисты. Обожала русскую национальную одежду. В ней чувствовала себя легко, летуче. Под каждый номер — свой костюм. Любила шить костюмы сама, делала это быстро, а цвета подбирала медленно. Ездила по селам, смотрела украшения. Много интересных монист приобрела в воронежском селе Гвозде, там когда-то Петр Первый „гвоздил“ корабли. Были монисты в единственном экземпляре, редкой ручной работы. Во время ее гастролей в Париже за кулисы пришли какие-то фирмачи, просили продать хоть одно украшение, одно монисто. Нет, голубчики, говорила им, не могу отдать такую красоту российскую, не продается русское уменье. Мастера-профессионалы также шили ей шикарные костюмы.

— Интересно. Дальше.