Миша хотел спросить – чье руководство, но разумней было предположить, что местное, больницы.
– Я думаю, оно будет не против.
– Я на вашем месте не была бы так уверена. Следуйте за мной.
Она развернулась и пошла уже знакомым Михаилу маршрутом. Он пошел следом, так и не надев бахил.
Главврач встретил их у кабинета. Миша вкратце рассказал, зачем пришел.
– А что он натворил? – спросил психиатр, когда медсестра покинула их.
– Нет, нет! – остановил его Леонов. – Просто хотелось бы уточнить кое-что по беглому садовнику.
– Ну, ладно, – кивнул врач. – Не хотите говорить, не надо! Куда идти, знаете?
– Да, спасибо.
Леонов развернулся и пошел к знакомой палате.
Остановился, прислушался. За дверью не прозвучало ни звука. Михаил постучал и снова прислушался. Какое-то легкое шевеление… Дверь распахнулась настолько неожиданно, что Миша едва не выхватил пистолет.
– О, господин полицейский, – улыбнулся Тимур. – Или товарищ?
На языке крутилась отговорка о Тамбове и волках, но Михаил сдержался. Выдавил из себя улыбку.
– Можно просто – полицейский.
Он не собирался с ним любезничать. Он просто хотел узнать, где нож и где сам Тимур был пару часов назад.
– Итак, полицейский, чем обязан?
– Мы можем войти в палату или предпочитаете коридор?
– Это допрос? – спросил Тимур, не переставая улыбаться.
– Нет, просто непринужденная беседа.
– Тогда коридор – самое оно для непринужденной беседы.
Ах ты, сволочь…
– Где вы были с одиннадцати до трех дня сегодня?
– Я? Интересный вопрос. Где же мне быть в рабочее время? Здесь, конечно!
– Кто это может подтвердить?
– Подопечный мой, ха-ха! – Тимур улыбнулся еще шире. – Охрана вам подскажет, когда я выходил с территории больницы.
– И когда же вы выходили?
– А никогда. Я был все время здесь. – Он показал большим пальцем себе за спину.
– В палате?
– Ну, не всегда. Этот ведь у меня не один.
– Ясно. Мы все проверим.
– Проверяйте, конечно.
Миша собрался уходить, но вдруг понял, что его больше всего бесит в этом человеке. Не улыбка. Сама улыбка ничего не значила. А вот глаза… Глаза садиста. Глаза, которые никогда не улыбались.
– Позвольте-ка…
Миша отодвинул Тимура и толкнул дверь. В голову лезла всякая ерунда. Возможно, он и не убийца, но…
– Просто полицейский, у вас есть ордер?
– Да пошел ты, – прошептал Леонов и осмотрел комнату.
Карпов сидел в кресле у окна. Он был накрыт пледом от подбородка до подножки.
– Ну, что, все нормально? – спросил Тимур.
– Где ваш перочинный нож? – спросил Миша, не отводя глаз от Карпова. На лице пациента – никаких повреждений. Но Миша почему-то был уверен, что этот подонок Тимур издевается над калекой.
– Какой нож? – Санитар прошел в комнату и сел на стул. – Извините, присесть не предлагаю. Вы же уже уходите?
– Перочинный нож, который вы вчера по неосторожности оставили в руках инвалида.
– Вот такой я рассеянный…
– Где нож?
– Я же говорю, что я рассеянный. Не могу найти его со вчерашнего дня! Слушайте, полицейский, а это не вы его прихватили?
Андрей Дмитриевич не находил себе места. Олежка ушел рано, но в школе так и не появился. Машенька лежала в гостиной на диване. Кажется, уснула. Хотя в ее-то состоянии что сон, что явь – тревожны. Телевизор тихо что-то бубнил в комнате. Андрей Дмитриевич подошел и выключил. Тишина тут же затрещала, сдавливая и без того маленькую комнату.
– Зачем? – раздался слабый голос Марии Андреевны.
– Я думал, ты спишь, – попытался оправдаться Андрей. – Зачем кому-то понадобилось вредить Олежке?
Выключенный телевизор тут был ни при чем. Слабо веря в собственные слова, Андрей Дмитриевич произнес:
– Машенька, милая, все будет хорошо. Олежка просто заигрался с ребятами…
– Нет, – перебила мужа Мария Андреевна. – Я чувствую.
Андрей не собирался спорить. Но ему не хотелось ей верить. Как когда-то не хотелось верить в смерть матери, которую предсказала Машенька. Что это – дар или интуиция, он не знал. Ему было все равно. От этого не было радости. Она чувствовала беду только близких людей, причем чувствовала тогда, когда уже ничего не исправить. Он не хотел ей верить.
– Что ты, что ты! – Андрей присел рядом. Взял холодную ладонь жены в свои руки и погладил. – Все нормально. Он просто задерживается.
«Он просто задерживается», – повторил он мысленно, успокаивая самого себя. Не получалось. Тревога нарастала с каждой минутой.
Андрей готов был поклясться, что никогда в своей жизни до сегодняшнего дня не слышал движения стрелок настенных часов. Сегодня стрелка отсекала время, словно ударом топора. А еще эта тишина вокруг.