— Черт побери, но ведь ты сам сказал, что описание, которое нам дал старик, кажется вполне надежным! О'кей! Мы отправились в эту лавочку и столкнулись лицом к лицу с человеком, чье описание только что получили. Чего же ты ожидал от меня? Чтобы я подал ему чашку чая?
— Я ожидал, что ты предъявишь ему обвинение...
— Никто его ни в чем не обвинял!
— ...в убийстве, немедленно арестуешь его и привезешь сюда, — закончил Карелла саркастически.— Вот чего я ожидал от тебя!
— Я задавал ему правильные вопросы.
— Ты задавал ему грубые, враждебные и чисто дилетантские вопросы! Ты же с самого начала стал обращаться с ним как с преступником, хотя у тебя не было для этого никаких оснований. Ты сразу поставил его в такое положение, что он стал защищаться, вместо того, чтобы обезоружить его. Будь я на его месте, я бы стал лгать тебе просто назло! Ты сотворил врага из человека, который. мог бы помочь. И если нам понадобится дальнейшая информация о частной жизни Тинки Сакс, то придется расспрашивать человека, который имеет все основания ненавидеть полицию.
— Его внешность в точности соответствует описанию! Любой на моем месте спросил бы его...
— Но почему, черт возьми, ты не можешь спрашивать человеческим тоном? После проверки его друзей, на которых он сослался, ты мог бы взяться за него, если бы установил что-то важное. Чего ты добился своими методами? Ни черта!.. Ну вот, ты меня спросил, я тебе ответил. Понятно, наконец? О’кей!.. Ты проверил алиби Катлера?
— Да.
Он действительно был с этими людьми?
— Да.
— И они действительно ушли из ресторана и немного погуляли?
— Да.
— В таком случае Катлер не мог быть тем мужчиной, которого Циклоп поднял на лифте.
— Если только Циклоп не спутал время.
— Это возможно, и, думаю, надо это проверить. Но проверку нужно было провести до того, как ты стал швыряться обвинениями.
— Я никого ни в чем не обвинял!
— Ты сделал это своим поведением! Кем ты себя, черт возьми, считаешь? Гестаповцем? Ты не имеешь никакого права явиться к кому-либо в контору, не имея в голове ничего, кроме смутной идеи, и тут же начать обвинять!
— Я поступил так, как считал правильным,— сказал Клинг.— Если тебе не нравится, можешь убираться к черту.
— Мне это не нравится, но к черту идти я не собираюсь,— ответил Карелла.
— Я попрошу Пита, чтобы он снял меня с этого дела.
— Он этого не сделает.
— Почему?
— Потому что я — старший в этом деле, а я хочу, чтобы ты работал со мной.
— В таком случае не пытайся больше командовать, предупреждаю! Ты поставил меня в неловкое положение перед гражданским лицом и...
Если бы у тебя была хоть капля здравого смысла, ты бы почувствовал себя неловко задолго до того, как я попросил тебя уйти.
— Послушай, Карелла...
— Ах, теперь уже Карелла, вот оно что!
— Я не собираюсь терпеть больше твои замечания, запомни это! Мне все равно, что ты там считаешь. Но я не стану терпеть никаких замечаний, так и знай!
— Ни моих, ни чьих-либо других, как я понимаю?
— Вот именно, ты правильно понимаешь!
— Я запомню.
— Постарайся,— сказал Клинг и вышел из комнаты.
Карелла сжал кулаки, потом поднял их и трахнул ими по столу.
Детектив Мейер, застегивая брюки, вышел из туалета. Повернув голову налево, он прислушался к сердитому громыханью шагов Клинга, сбегавшего по лестнице. Когда он вошел в комнату дежурных, Карелла сидел за своим столом, опираясь на вытянутые руки. На лице его застыло мрачно-холодное выражение.
— Из-за чего такой шум? — спросил его Мейер.
— Да так, ничего.— Карелла весь кипел от злости, и голос его прозвучал резко.
— Снова Клинг? — спросил Мейер.
— Снова Клинг.
— Мальчишка! — сказал Мейер, покачав головой. Больше он ничего не добавил.
Поздним вечером, по дороге домой, Карелла притормозил у дома Сакс, предъявил свой жетон полицейскому, который все еще дежурил у дверей ее квартиры, и зашел внутрь, надеясь отыскать хоть что-нибудь, что могло бы навести его на след тех мужчин, с которыми Тинка была знакома: письма, записные книжки — что-нибудь.
Квартира была пуста. Анну Сакс на субботу отправили в приют, а потом ее забрал к себе Гарви Сэдлер, адвокат Тинки. Там она и дожидалась отца, который должен был прибыть из Аризоны.
Карелла прошел по коридору мимо детской — тем же путем, каким шел убийца,— бросил через открытую дверь взгляд на целый ряд кукол, выстроившихся в шкафу, и вошел в просторную Тинкину спальню.
Постельное белье было снято, окровавленные простыни и одеяло отосланы в криминалистическую лабораторию. На оконных шторах оставались кровавые пятна, так что их тоже сняли и отослали Гроссману.
Сквозь голые окна виднелись крыши домов, лодки, медленно плывущие по Дикс-Ривер. Быстро спускались сумерки, напоминая, что на дворе всего лишь только апрель.