Людоед, который объелся

Дверь широко распахнулась, и они ворвались в квартиру с пистолетами наготове: Мейер впереди, Клинг на три фута сзади. Сразу же Клинг бросился направо, а Мейер – налево.

Из комнаты справа от большой гостиной выскочил мужчина – высокий, широкоплечий, с прямыми светлыми волосами. Он увидел детектива и быстро сунул руку в карман пиджака. Но ни Мейер, ни Клинг не стали выяснять, что он собирается делать.

Они открыли огонь одновременно. Пули прошили широкую грудь мужчины и отшвырнули его к стене. Он медленно сполз по стенке на пол. В дверном проеме показалась еще одна фигура. Это была очень высокая девушка с пистолетом в правой руке. На лице ее застыла какая-то кривая усмешка,Д^ак будто она все время ожидала появления детективов, была готова к их приему и даже приветствовала их появление.

– Берегись, она вооружена, – зарычал Мейер.

Но девушка быстро повернулась. Вместо того чтобы выстрелить в него, она прицелилась куда-то в пол соседней комнаты. За ту ничтожную долю секунды, которая ей понадобилась, чтобы повернуться и вытянуть руку, Клинг успел увидеть распростертого на полу у радиатора человека. Лица его не было видно, но Клинг инстинктивно понял, что это Карелла.

Он выстрелил автоматически и без малейшего колебания. Впервые выстрелил в человека, к тому же стоявшего к нему спиной. Но его рука не дрогнула. Пуля вошла точно между лопатками девушки. Она выстрелила почти одновременно, но пуля Клинга отбросила ее на середину комнаты, поэтому ее выстрел оказался неточным. Когда Клинг вбежал в комнату, она силилась приподняться. Ее оружие было снова повернуто в сторону Кареллы. Клинг успел ударить ногой ее кисть, пистолет подпрыгнул в руке девушки, но она не сдавалась и продолжала целиться. Она выкрикнула:

– Дай мне убить его, грязный ублюдок!

Клинг выстрелил еще раз.

Пуля попала в лоб девушки, она упала навзничь, но успела выстрелить. Ее пуля ударилась о металлический радиатор и рикошетом полетела по комнате, разорвав оконную штору и разбив стекло.

Мейер уже был рядом с Клингом.

– Успокойся, – сказал он.

С тех самых пор, как почти четыре года назад была убита Клэри, Клинг не плакал. Но вот сейчас он стоял посередине залитой неоном комнаты, где у стены лежала мертвая девушка, а у радиатора дрожал нагой Карелла, его руки бессильно повисли вдоль тела и глухие рыдания сотрясали тело.

Мейер обнял Клинга за плечи.

– Ну, успокойся, – повторил он. – Все позади.

– Кукла, – невнятно проговорил Карелла. – Дайте куклу…

Глава 14

Кукла была ростом тридцать дюймов от макушки светлой головки до каблучков черных сафьяновых башмаков. На ней было кокетливое кружевное платьице с черным бархатным корсажиком и стоячим воротником, заколотым чем-то напоминающим поддельную золотую брошку. Куклу продавали под именем Болтунья,

В ее пластмассовый животик были вмонтированы две крохотные девятивольтовые батарейки. Все это прикрывалось целлулоидной пластиной телесного цвета, которая удерживалась на месте простым пластмассовым запором. Прямо над полостью для батареек имелось решетчатое отверстие, прикрывающее миниатюрный электронный прибор, скрытый в груди у куклы. Именно это устройство и подсказало создателям куклы ее имя.

Это был миниатюрный магнитофон. Брошь на воротничке куклы приводила в действие записывающий механизм. Для записи ребенку необходимо было повернуть брошку по часовой стрелке, дождаться сигнала, а потом можно было вовсю разговаривать с Болтуньей. До тех пор пока не пропищит новый сигнал. Тогда брошь поворачивалась в первоначальное положение.

Ну а чтобы проиграть записанное, брошку нужно было повернуть против часовой стрелки.

Когда Клинг и Мейер включили куклу на воспроизведение записи, они услышали три разных голоса. Один из них принадлежал Анне Сакс. Он был ясным и отчетливым, поскольку девочка все время держала куклу на руках, когда играла с ней в ночь убийства ее матери.

Тоненький голосок все время повторял:

– Не бойся, Болтунья!.. Пожалуйста, не бойся ничего!,. Болтунья, не пугайся, пожалуйста!.. и вновь то же самое, и еще раз, и еще…

Второй голос был менее отчетлив, поскольку он доносился сквозь тонкую перегородку, разделявшую детскую и спальню Тинки. Лабораторное исследование подтвердило, что магнитофон обладал необычайной для своих размеров чувствительностью, – он регистрировал голоса с расстояния 25 футов. Громкие голоса.

Но даже и при этом второй голос не был бы записан, если бы Анна не сидела вплотную к стене, прилегающей к спальне матери. Особенно те слова, которые произносились у самой двери.

От сигнала до сигнала вся запись длилась полторы минуты. На фоне детского голоска был слышен другой голос, полный тоски и муки. Голос Тинки Сакс. Сначала ее слова невозможно было разобрать. Слышно было только какое-то нечленораздельное бормотание, глухие стоны, мольба. Голос то утихал до шепота, то прорывался сквозь слова Анны очень явственно.

По мере того как Тинка все больше приходила в отчаяние, а ее убийца все более беспощадно гонял ее по комнате с ножом в руке, Тинкин голос раздавался все громче, и наконец слова стали отчетливыми: