Людоед, который объелся

– Ну, это первоклассный героин, беби! Без всяких там штучек-дрючек. Все самого-самого первого сорта! Хотя теперь я уж и не знаю, как это мы будем устраиваться, ведь у нас уже нет больше нашей милой лапочки.

Конечно, ему не следовало ее убивать. Абсолютно ни к чему это было…

– Зачем же он это сделал?

– Здесь я задаю вопросы! Ты еще помнишь, как зовут твою жену?

– Да-

– И как же?

– Тедди.

– Ну, тогда я, пожалуй, пойду. Я ведь и для себя это могу оставить.

Она подобрала с пола шприц.

– Так мне уйти?

– Делай, что хочешь.

– Коли уж я отсюда уйду, то не вернусь раньше завтрашнего утра. Это будет очень длинная ночь, беби! Ты думаешь, тебе без укола удастся спокойно провести ночь?

Она помолчала.

– Так хочешь или нет?

– Оставь меня в покое.

– Нет-нет-нет. Мы никак не можем оставить тебя в покое. И немного погодя, беби, ты все равно расскажешь, как нашел нас. И сделаешь это потому, что не захочешь валяться в собственной блевотине. Ну, а теперь говори, как зовут твою жену?

– Тедди.

– Нет!

– Да. Ее зовут Тедди.

– Интересно, как же я могу дать тебе это, если у тебя такая хорошая память?

– Вот и не давай.

– О’кей, – сказала девушка и пошла к двери. – Доброй ночи, куколка. Приду к тебе утром.

– Погоди.

– Да? – она обернулась. Лицо ее ничего не выражало.

– Ты забыла про жгут.

– Действительно, – согласилась она, подошла к нему и сняла жгут с руки.

– Ну, давай, отказывайся! Посмотрим, надолго ли тебя хватит. Завтра утром, когда я приду, ты будешь кататься по полу и выть.

Она небрежно поцеловала его в лоб и притворно вздохнула.

– Ах! Ну почему ты вынуждаешь меня быть с тобой такой суровой?

Она пошла обратно к двери, складывая жгут, шприц и вату назад в коробку из картона. Сложила все снова на поднос и сказала:

– Ну, доброй ночи, беби!

А потом вышла, заперев за собой дверь.

* * *

Сержант Тони Крайслер ответил на вызов Мейера только в девять утра в понедельник.

– Лос-Анджелесская полиция. Ну и задали вы мне работу на целый день, – сказал он, – Довольно противно было раскапывать эти столетней давности дела.

– Нашли что-нибудь? – спросил Мейер.

– Сказать по правде» если бы вы работали не по делу об убийстве, я давно бы все это бросил к чертовой матери.

– И все-таки нашли вы что-нибудь для меня? спросил Мейер терпеливо.

– У меня есть данные двенадцати, а то и тринадцатилетней давности. Вы на самом деле думаете… что имеется какая-то связь?

– Это все, чем мы располагаем, – ответил Мейер – Мы просто решили использовать все возможные шансы.

К тому же вам ведь не приходится самому оплачивать все телефонные разговоры, – захохотал Крейслер.

– Попали в точку! – сказал Мейер, от души желая, чтобы Крейслер когда-нибудь был вынужден сам оплачивать свои служебные телефонные разговоры.

– Ну ладно, – сказал Крейслер, нахохотавшись. – В общем, вы оказались правы насчет того ареста! Мы их замели за, нарушение раздела 11500 Положения об охране здоровья и безопасности граждан. Только тогда эту девицу звали иначе. У нас она зарегистрирована как Тина Карин Грейди. Думаете, зто ваша Сакс?

– Вероятно, это было ее девичье имя, – сказал Мейер.

– Я тоже так думаю. Мы их накрыли в одной квартире в Северном Голливуде. У них с собой было 25 ампул героина, в каждой – чуть больше одной восьмой унции. Вообще, у нас количество наркотика не имеет значения. Любая доза, которая поддается анализу и может быть представлена в суд как вещественное доказательство. У вас-то, кажется, иначе?

– Да, у нас не так, – сказал Мейер.

– Во всяком случае, этот парень был весь в шрамах.

Видно, занимался этим очень давно. Девочка Грейди была молода и очаровательна. Совершенно непонятно, что у нее могло быть с ним общего. Она заявила, что не знала, что он наркоман, что он просто пригласил ее в эту квартиру, напоил, а потом насильно ввел ей дозу наркотика. Других знаков у нее на теле не было. Только этот, единственный, у самого локтя.

– Минуточку, – сказал Мейер.

– Да, в чем дело?

– Девушка сама заявила, что он насильно ввел ей наркотик?

– Да. Сказала, что он напоил ее предварительно.

– Значит, это не он отвел от нее обвинение?

– Что ты хочешь сказать?

– Этот человек не принял на себя всю вину? Не сказал, что сам насильно ввел ей наркотик?

Крейслер снова захохотал.

– Где это ты видел наркомана, который взял бы на себя такое? Ты что, шутишь?

– Она сказала своему врачу, что этот человек поступил именно так.

– Совершеннейшая ложь! – сказал Крейслер. Она только одна и говорила на следствии, убеждала потом судью, что она невиновна. И получила условный приговор. Его же осудили и отправили в Соледад, там он и отбыл весь назначенный срок.

– Так почему же она все время посылала ему деньги? Не потому, что была перед ним в долгу, а потому, что чувствовала себя чертовски виноватой?

– Но она и не заслуживала осуждения, – сказал Крейслер. – В конце концов, черт возьми, ей было всего лить девятнадцать! И откуда мы можем знать, может, он и в самом деле ввел ей дозу наркотика насильно?

– Сомневаюсь. Она с семнадцати лет постоянно нюхала порошок, а потом делала и инъекции.

– Фью-ююю! Ну, мы-то этого не знали!

– Как звали того парня? – спросил Мейер.

– Фриц Шмидт.